Уроки верховой езды
Шрифт:
Я смотрю на них, и у меня екает сердце. Эти двое не замечают окружающего мира. Границы их личной вселенной почти различимы глазом. Я знаю, что сейчас чувствует Ева. Господи, как же хорошо я это знаю…
Я обнаруживаю Дэна в офисе. Он сидит за матовозеленым металлическим столом. Заметив меня, он поднимается:
— Привет, Аннемари!
Я останавливаюсь на пороге и говорю:
— Не надо этого делать.
— Не делать чего?
— Не посылай запроса про чип.
Он
— Поздно… Я уже послал.
У меня перехватывает горло.
— И что? Когда?
— Сегодня поутру.
— И что они сказали?
— Пока ничего не сказали. Я всего лишь по горячей линии позвонил.
— Ага, — говорю я, но голос срывается, и выходит какой-то задушенный всхлип.
— Аннемари, как ты себя чувствуешь?
— Замечательно…
— А выглядишь расстроенной.
— Что будет, если это действительно он? Его у меня заберут?
— Девочка… — Он подходит ко мне. — Но ведь это не Гарра!
— Почему ты так уверен?
— Потому что Гарра погиб, — говорит он, заключая меня в объятия. — Мне жаль тебя расстраивать, но это так. Я правда не хотел тебя огорчать. Поверь, ничего плохого не случится. Зачастую контактная информация, указанная в чипе, вообще недействительна. Но, как бы то ни было, помни, что эта лошадь едва не очутилась на бойне. Тот, чьи координаты окажутся в чипе, определенно не ищет лошадь и не хочет ее вернуть.
Не снимая рук с моих плеч, Дэн отстраняется и заглядывает мне в глаза.
— Ты же понимаешь, что наличие микрочипа еще ничего не доказывает?
Я киваю, хотя на самом деле не понимаю и не желаю ничего понимать. Я только знаю, что, похоже, не видела дальше собственного носа. А теперь я, возможно, запустила цепочку необратимых и ужасных событий.
Вернувшись домой, я обнаруживаю Мутти на коленях перед цветочной клумбой. Рядом растет кучка отстриженных веток. Она грозно размахивает секатором, отхватывая длинные побеги, которым, по мне, расти бы еще и расти. Вот, наверное, и весь секрет, почему ее садик всегда такой ухоженный и опрятный, а мне вечно приходилось полагаться на ландшафтную службу.
Я останавливаюсь рядом.
— Мутти, привет! А где папа?
Она смотрит снизу вверх, прикрывая от солнца глаза.
— Сегодня он решил полежать, — говорит она.
И снова принимается щелкать секатором.
— Мутти…
— Да, Liebchen. [2]
— Какие у него перспективы?
— Ты сама знаешь, какие у него перспективы.
— Ну да, верно…
Боже, как трудно подыскать необходимые слова. Я сглатываю и начинаю заново:
2
Милая ( нем.).
—
Рука Мутти на миг замирает. Потом она вновь принимается за подрезку. Я рассматриваю ее узенькую гибкую спину, соломенный блин шляпки и пытаюсь угадать, что сейчас у нее на лице.
— Мутти…
— Этот твой конь, — говорит она, поворачиваясь на пятках и упираясь рукой в землю. — Жан Клод говорит, вы необычайных успехов достигли.
— Да, но…
— По-моему, его пора в табун выпускать. Тебе так не кажется?
Она смотрит на меня, не отводя светлых глаз.
— Да, Мутти.
— Почему бы не поставить его в западный выгон «D»? Табун там поменьше, как раз ему для начала. Пусть гуляет с Домино, Беовульфом и Блюпринт…
— Хорошо, Мутти.
Я стараюсь не моргать. Может, так мне удастся скрыть слезы.
Я очень волнуюсь, как поведет себя Гарра, ведь он все-таки одноглазый. Однако стоит мне отстегнуть чембур, и я понимаю — все будет в порядке.
Он не собирается ждать, чтобы другие кони подошли с ним знакомиться. Он сам к ним рысит и начинает обнюхиваться.
Конечно, дело не обходится без взвизгов и закидывания голов, но никто ни на кого всерьез не бросается. Знакомство состоялось благополучно.
На всякий случай я держусь поблизости. Я ведь знаю, что появление новой лошади в табуне совсем не обязательно пройдет гладко. Должны как-то измениться иерархические отношения, установиться другие связи… Ну а у лошадей принято все выяснять с помощью копыт и зубов. Так что я скорее приятно удивлена, когда поздно вечером, заводя Гарру обратно в конюшню, не обнаруживаю на нем ни одной ссадины.
Жан Клод стоит в проходе, разговаривает с родителями ученицы. Этих людей я еще ни разу не видела. Сама юная наездница, девочка лет двенадцати, держится поодаль. Ее элегантные бриджи и сапоги «Ариат» говорят сами за себя. Как, впрочем, и манеры папаши.
— Если она не хочет, значит, время еще не пришло, — произносит Жан Клод, как раз когда я подхожу к ним, ведя в поводу Гарру.
Мамаша что-то бормочет, но что именно — я не слышу, потому что Гарра задевает копытами направляющую двери.
— Вероятно, на следующий год, — говорит Жан Клод.
— Нет, это неприемлемо, — говорит папаша. — Ни в коем случае. Мы не можем потерять целый сезон.
Я потихоньку отстегиваю чембур и стою у плеча Гарры, прислушиваясь.
Вот раздается голос Жана Клода:
— Но девочка только что сказала, что ей не хочется прыгать.
— Какая чушь! Естественно, она хочет!
Я пододвигаюсь поближе, прячась за дверью.
Папаша смотрит на Жана Клода, вся его поза так и дышит воинственностью.