Уровень: Война
Шрифт:
Нет, ответил он, другой, и она надолго замолчала. Куда девается «тот» он пояснять не стал — сам не знал.
— «Сестра» — это девочка, родившаяся от той же мамы. То есть, если бы твоя мама родила еще одну дочку, кроме тебя, то она бы стала тебе сестрой.
Ани-Ра кивнула. Затем задумчиво добавила:
— Маму я бы, наверное, хотела. А вот сестру…
Дэйн несколько секунд смотрел на нее, затем уткнулся взглядом в книгу и перелистнул страницу.
«— Это мне? Правда, мне? — В сотый раз вопрошала
Нет, наверное, не отдаст.
— Ты только поделись. Расскажи, как это было, ладно?
Пусть кому-то будет радостно, пусть будет хорошо, и, может, это когда-нибудь, где-нибудь зачтется — там, на небе. А, может, и нет — Господь решит.
Свернутый в мятый шуршащий комок, пустой пакет из-под сокровищницы отправился в карман куртки. Банку она не стала забирать — та как-то вмиг потеряла ценность, стала „не своей“. Она найдет другую — новую банку, красивую. Может, не банку даже, а коробку из-под дорогого чая или пластиковый бокс из-под печенья с выдавленными на крышке цветами, и тогда начнет собирать вновь. По одной, по две, иногда по три медяшки, иногда по полсеребрушки.
Ночь на выходе из подъезда встретила Алину хрустом тонкого льда застывших луж, холодным сквозняком и грустью оттого, что денег не осталось даже на проезд домой.
Что ж, не в первой… Придется пешком»
— А ты бы дал, Дэйн? Дал ей денег?
— Не знаю.
Он задумывался об этом и раньше, когда читал этот рассказ впервые. Заслужил ли подарок тот, кто к нему не готов, кто не сумеет его удержать? Стоит ли поощрять человека деньгами, не им самим заработанными?
— Слушай дальше, там сама решишь.
И взгляд зеленоватых глаз Ани вновь растворился где-то в глубине строчек, рассказывающих о чужом мире.
«…- Как ты могла так бездарно все профукать? Как!? Так по-дурацки… Я ведь не за этим давала!
Она нашла ее не дома с бутылкой шампанского, не на работе среди улыбающихся коллег, не в кафе среди разноцветных шаров, а в парке, сидящей на одинокой скамейке у покрытого рябью холодного пруда — всю в слезах, в потеках туши, с красными опухшими глазами.
— Ты, что же, вообще ничего не почувствовала? Ни секунды восторга, ни радости, ни хорошего настроения? Как такое может быть?
Машка огрызалась, как обезумевший пес — отчаянно и зло:
— Ты не понимаешь! Всего час — всего какой-то засранский час, а я все ждала, что сейчас что-то вот-вот произойдет — что-то чудесное, сногсшибательное, замечательное! А еще помнила о том, что совсем скоро все закончится, понимаешь? Ни на секунду не могла забыть об этом, ни на миг! Знала, что вот, стрелки пошли, и, значит, скоро конец…
— А о хорошем ты думать не могла? По сторонам смотреть?
— Я смотрела!
Они орали друг на друга, как неродные.
— И что? Совсем ничего не произошло? Ты никого не
— Заговорил. А при чем здесь это?
Дура. Ее сестра полная и беспросветная дура; пряча написанное на лице негодование, Алина отвернулась и стала смотреть на воду — серую, ершистую, некрасивую. У берегов плавали веточки, листья, сдутый ветром мусор.
— Подходила какая-то бабка, просила показать дорогу… Парень спрашивал время… Мне звонил с работы Дэн, но зачем мне этот прыщавый, вечно смеющийся невпопад, Дэн, объясни? Зачем сейчас, в мой заветный час, когда времени так мало? Он, поди, потерял бумагу для ксерокса, а я помоги ему найти? Зачем я буду тратить время на такую ерунду!
А, может, бабка подходила вовсе не затем, чтобы ей показали дорогу, а для проверки? Так делают ангелы в фильмах — всегда притворяются обычными людьми, просят на первый взгляд обычные вещи — тестируют, смотрят, и лишь потом принимают решение, достоин человек большего или нет….
И действительно ли тому парню хотелось узнать время?
„Машка, почему же ты не обратила на него внимания? — Хотелось кричать одетой в тонкую синюю курточку продрогшей сестре. — Может, не время ему нужно было, может, он судьбой твоей был?“
Нет же, пропустила. Недостойно для чуда. А звонок с работы? Действительно ли Дэну нужна была пачка бумаги для ксерокса? Или же его, чтобы не отвлекаться самому, попросил позвонить Машкин начальник — вдруг ее хотели вновь повысить в должности?
„Дура ты. Дура. Дура“ — беспрестанно крутилось в мыслях. А новую куртку Алина теперь уже не купит до весны — не на что.
— Ты, что?… — Машка все прочитала по лицу. — Думаешь, раз дала мне денег, то можешь упрекать? Думаешь, я теперь задолжала тебе на всю жизнь? Мало того, что я разочаровалась по полной — заплатила ни за что, так еще и тебе с такой рожей стоять позволено?! Уходи отсюда, вали! Пошла вон!
Алина вздрогнула; ей хотелось немногого — услышать пару радостных слов, почувствовать щедро разбрызганные в воздухе эмоции, взглянуть в счастливые глаза, впитать такую редкую, для Машкиного лица, улыбку…
А получилось совсем не так, получилось паршиво.
Она не стала пытаться никого успокоить, не стала сыпать гадостями и выплескивать на родного, пусть и злого в этот момент, человека горечь. Просто сунула руки в карман, втянула голову в плечи и зашагала по сырой от начавшегося дождя траве прочь.
Машка хотела счастья. Алина хотела унести от него в зажатой ладошке отголосок.
Но несчастными в итоге сделались они обе.
Может, чтобы почувствовать купленное счастье, нужно обладать особыми качествами? Уметь услышать его, увидеть в малом, почувствовать?…»
— Вот так я и думала, что не надо было Алине давать денег! Вот, как знала!
— Так, милочка, если будешь так бурно выражать эмоции, то не заснешь этой ночью.
— Засну!