Урусут
Шрифт:
Трудовик в Белолобове души не чаял. На прошлой неделе школьникам показали, как изготавливается табурет, так Вождь сначала вытесал из заготовки сиденье, затем отправился в соседнюю комнату, где старшеклассники терзали за токарными станками тупыми резцами ржавые болванки, и выточил себе вместо параллелепипедных ножек длинные конусообразные. Сразу же здесь, за станками, ему помогли разделить пополам два восьмимиллиметровых винта. Он обработал края напильником, Николай Павлович оторвал от сердца электродрель, Олежка сначала выточил четыре широких углубления с обратной стороны
Поэтому сегодня он сперва обработал свое изделие наждачкой-нулевкой, а потом принялся вырезать по заранее подготовленному трафарету коротким сапожным ножиком, заточенным, как бритва, замысловатый узор во всех четырех углах табурета. Осталось лишь покрыть лаком. Увидев финал работы, Никей Палыч только замычал – для выражения восхищения не хватало слов.
– Белолобов, пять с плюсом, – наконец, прорвало его. – Нет, теперь ты понимаешь, как мне трудно с твоими друзьями? – он выдернул из рук Шила деревянную скульптуру – четыре ножки разной длины, прибитые гвоздями к кривому сиденью – и показал ее Олегу. – Нет, этим только печь топить! А окажись ты один в лесу? (учитель являлся страстным любителем походов). Погиб бы на следующий день! А вот Белолобов – он бы и убежище нашел, и костер развел, и на оживленную дорогу вышел!
– Так он Вождь – сын прерий, – огрызнулся Жорка. – Ему это действительно раз плюнуть.
– Ставлю «три». Единственно за то, что не прогулял. Ну, и за старание.
– Николай Павлович?.. – вежливо, но с небольшим давлением произнес Олег.
Учитель оглядел их двоих, покачал головой.
– Ух уж эти мне друзья-побратимы… Белолобов, твой плюс переходит к Шиляеву.
– И превращается… – продолжил юный меломан.
– Ладно, ладно – в один балл. Итого – «четыре».
– Спасибо, – удивился Жорка.
– Но дипломная работа в этом году – рабочий стол. С выдвижными ящиками. Сделаете один на двоих.
Олежка поднял руку, учитель вопросительно вскинул брови.
– Стол – скучно, – произнес школьник. – По сложности то же, что и табурет, только еще допсекция для ящиков. Давайте мы лучше дачное кресло сплетем – я такое видел.
– Понимаю, о чем речь. Но плести – трудно.
– Знаю. Но я составлю чертеж и поэтапный план, а Шиляев под моим руководством будет плести. Мне, видите ли, нельзя подвергаться риску повредить пальцы – я играю на фортепиано. А тут работать нужно именно пальцами.
– Резонно, – кивнул Никей Палыч. – Даю добро. Но к лету должно быть готово!
– Сделаем, обещаю.
Педагог удовлетворенно хмыкнул, направился к другим ребятам, но вдруг повернулся и сказал:
– Я, Белолобов, про твои пальцы все знаю. Но ты же не Лапшин – самому себе их отрывать?
– Не Лапшин, – ответил за друга Шило.
– Белолобов, – вдруг задумался учитель. – Ты хоть раз, хоть по одному предмету, хоть одну «четверку» получал?
– Да по истории постоянно! – опять встрял Жорка. – Трунова хочет уничтожить его как личность!
– Георгий! –
– Да, я скажу, а то все молчат трусливо, а ему гордость не позволяет рассказать! Оксана Витальевна его измучила! Они каждый урок спорят, а в конце классная объявляет: «Ты не прав!», и – «бах»! – «четверка»! А однажды вообще «пару» залепила – вроде как он ее оскорбил. Хотя что это за оскорбление – Белый Лоб ей говорит: вы, мол, ошибаетесь, такой и такой-то ученые писали об обсуждаемом событии по-другому. Она ему: ты еще мал, чтобы подобные вещи понимать, он ей – тут и не надо понимать, надо только читать – оп! – цитату! оп! – другую! А она ему: садись, «два»!
Николай Павлович задумчиво почесал себе подбородок огромной лапищей в опилках.
– Но это ведь хорошо, когда школьник самостоятельно изучает материал, а спор – удивительно хорошо! Не автоматически зубрит наизусть абзацы учебника, а думает, ищет… Белолобов, я с ней поговорю.
– Не надо! – зашипел Вождь.
– Поговорите, поговорите! – опять встрял Шило. – В гроб ведь загонит, как пить дать!
– А! – хлопнул себя по лбу учитель, оставив на нем несколько мельчайших стружек. – У тебя же отец в МГУ преподает, и как раз историю, да, Белолобов?
– Угу, – только и выдавил Олег.
– Тогда мне все понятно.
– Что вам понятно, Николай Павлович? – заинтересовался Жорка.
– Детям такое не говорят, – отрезал учитель и ушел к старшеклассникам.
– Ему понятно, – произнес Вождь, – что ей завидно. Пока предмет, которому она посвятила пять лет своей жизни, кто-то преподает в университете, она в средней школе сей предмет, с одной стороны, вдалбливает в головы одноклеточных Габелко с Друяном, с другой еле-еле отбивается от нападок Белолобова – а желторотый мальчик специальной литературы прочел к своим двенадцати годам раз в десять больше, чем она.
– Ерунда это все. Ей тридцать лет, а она все не замужем. Вот и бесится. Даже любовника нет. А сиськи хорошие!
– Георгий!
– Ладно ты, совесть мировой интеллигенции, пошли. Только, может, ты бы и вправду к ней не цеплялся?
– Ну она же врет! Все, что она «лепит» – неправда!
– Она говорит, что «лепит» по учебнику. А раз ты видишь почву для спора, то учебник – туфта.
– Он и вправду туфта.
– Ты договоришься до того, что тебя из пионеров исключат.
– Не посмеют. Я лучший ученик школы.
– Ты пока – лучший ученик школы. Настроишь против себя своим правдоискательством всех учителей, станешь лучшим троечником.
– О, ты прав, мудрый Улисс…
– Что?
– Ничего. Пошли на перемену.
Разговор расстроил Олега, он дал себе обещание на сегодняшнем уроке быть немым. И глухим. И слепым. Ну ее в баню! Влияние физиологии на психику неоспоримо.
Жорка увидел приятеля из параллельного, убежал.
Вождь прошелся по коридору, затем поднялся по лестнице на свой этаж, по пути в класс попил воды из фонтанчика, вынул из нагрудного кармана пиджака платок, тщательно вытерся. Только поднял с пола портфель – прямо по курсу директор. Наверное, столовую решил посетить. Вот те на!