Урусут
Шрифт:
– Простил, да. Потому что Христос велел прощать и миловать.
– Ну и спасибо. Ладно, давай поговорим – десять минут у нас есть.
– Почему только десять?
– Ну… Я своим перед уходом сказал – если через полчаса не прокричу, что все хорошо – ползти толпой наверх.
– Что, уже не уверен, что победишь меня в драке?
– Почему? Уверен, – осклабился Туглай. – Ты очень хорош, но я все равно лучше. Просто не хочу с другом драться.
– А что хочешь?
– Пойдешь со мной. Поднесешь Тохтамышу Камень. Он даст мне денег – столько, сколько
Алтантуяа? Москва? Лизка! И сын все-таки родился!
Непрошеные слезы поползли по грязным щекам.
– Откуда знать, что не врешь? – прохрипел через силу.
Мин-баши полез за пазуху и вынул маленький золотой слиток из наследия Зенджир-Сараевского сеида – Олег узнал бы его среди тысячи.
– Ну и это в кучу, – протянул арактырец когда-то лично выпиленную древоделей для дочки свистульку в форме петушка, хвост которому раскрашивали под ее бдительным присмотром вместе с Алтанкой. – Русский купец ходил по Сараю, всем рассказывал про крещеную татарку, у которой на Кондурче пропал русский муж Белый Лоб. Ну, ему и объяснили, что ты – знаменитый на всю Вселенную баатур, и служишь теперь у Тимур-Ленга чуть ли не визирем.
Слезы душили и не давали говорить.
– Сына как назвала? – наконец, выдавил из себя.
– Как, как… Олегом, конечно!
– И… И как живет?..
– Да ну, все хорошо! – деланно восхитился монгол. – Дом, говорят, построила, ведет самостоятельно хозяйство, и как узнала, что ты жив, уселась у окошка ждать тебя… Пошли, Олег, не дури!
– Не могу! – помотал головой ратник.
– Что, кызык, – вскочил Туглай, – опять на десять лет крест целовал?
– Нет… Нет! Но слово дал…
– Какое, все убуры мира, слово?!
– Камень охранять…
– Твое слово! Дал – взял, дал – взял! Сколько клятв нарушил Хромой, сосчитать?
– Не надо, знаю. Но я – не он. Я так не могу.
– Эрлик, Иблис, Азраил, Сатана! – бывший старший товарищ принялся топтать рассыпающиеся из-под ичигов камни, перемешанные со льдом. – Дурной урусут! Тебя убьют! Внизу – две сотни!
Снег мел все сильнее и сильнее, мерз каждый открытый участок тела.
– Я – хороший скалолаз. Я уйду. Я смогу.
– Куда, о Великий Тэнгер?! Через горы?!
– Да. Отпусти меня. Я не хочу тебя убивать.
Туглай вынул саблю.
– Видит небо, и я не хочу тебя убивать. Но у меня тоже есть жизнь, служба, хозяин… Дьявол… Прости меня.
– И ты прости, – Олег вытер последние слезы и достал свое оружие. – Ладно, у меня все же есть оправдание. Пусть моих родителей лично ты не смерти не предавал, но Андрея зарезал.
– Какого Андрея?!
– Русского воеводу.
– Он пал с клинком в руке! Мы сражались один на один!
– Ну, вам, восточным людям, ничего не понять. Убийство – оно в любом случае убийство.
– Тупой, тупой, дурной, глупый христианин! – заскрежетал зубами бывший сотник и бросился вперед. Бил не шутя, выпад следовал за выпадом, и плотницкий сын мигом забыл мимолетную душевную слабость.
Булат Тибир-бека не брало время. Сверкал, порхал в воздухе, выписывал узоры, скользил по тяжелой самаркандской кольчуге. У Властелина Счастья древоделя пристрастился к хорезмскому оружию – саблю с изогнутой по их правилам рукоятью когда-то давно изготовили в еще существовавшем Ургенче. Клинок – крепкий, острый. Отличная сабля! Но куда ей до тибир-бековской…
Олег вдруг понял, что пятится, что полминуты такого боя – и он погибнет. Выполнил один из своих любимых приемов – соперник легко уклонился, другой – арактырец плавно ушел в сторону.
– Ты уже не помнишь, что я следил за твоим обучением, – хохотал он. – Я вижу тебя за два шага вперед! А вот это ты помнишь? – и мин-баши вдруг вынул из вторых ножен длиннющий кинжал и сжал его левой рукой. – Такой бой ты знаешь? – и принялся осыпать Белого Лба градом ударов.
Воин должен быть полуголодным… Воин должен быть полуголодным… Зажрался… Олег решил: отступит – умрет. Но отбивать выпады двух клинков разом становилось все труднее и труднее – он уставал.
– Где топорик? – хохотал Туглай. – Пузо выросло, топор не нужен, сабля козлиная, сам дурак! – и воткнул на пол-вершка кинжал в незащищенное бедро. Хлынула кровь, Олег невольно застонал и отскочил. Не давая опомниться, арактырец махнул вторым клинком – и полилась кровь из правого плеча. – Все, добрый молодец! Предлагаю в последний раз. Жизнь, деньги, родина, семья.
– Нет, – ответил ратник.
– Упрямый урусут! Погибни же тогда! К черту булат Тибир-бека! – и мин-баши начал бить и бить в одно место хорезмийской сабли, пока клинок из Ургенча сначала не треснул, а затем не раскололся пополам.
Раненый Олег, да еще оставшийся без оружия, повалился на спину и увидел небо. Нет, все-таки высыпали звезды. Все же пришла ночь.
– Дьявол, дьявол, дьявол! – орал монгол, разглядывая появившиеся зазубрины на лезвии любимого оружия, дав тем самым противнику лишнюю секунду.
Олег нащупал за стенкой ичига кривой персидский нож, из положения «лежа» выпрямил корпус и швырнул засапожник в лицо противника. Пробив переносицу, клинок воткнулся прямо меж глаз, которые успели выразить огромное удивление. Арактырец упал на колени, ноги расползлись в стороны, голова поникла на грудь. Казалось, устал путник, присел отдохнуть в дороге – но сморило в сон на миг.
«Однако. Я все-таки вошел дважды в одну и ту же реку», – подумал Белый Лоб и с трудом поднялся.
– Прощай, глупый монгол, – сказал он Туглаю и дотронулся до его плеча. Тело завалилось на спину, одна ладонь разжалась и выпустила кинжал, но другая по-прежнему крепко держала знаменитую саблю.
Булат Тибир-бека и вправду оказался заколдован шаманом. Приходи, царь касогов, забирай свой клинок.
Снизу послышался вой – то ли отряд посланцев Тохтамыша пошел в атаку на Альборс, то ли наткнулся на Салавата с друзьями.