Ушкуйник. Бить врага в его логове!

Корчевский Юрий Григорьевич

Сегодня не спалось многим, несмотря на усталость многодневного похода. Почти все внешне были спокойны, но в глубине души каждый испытывал волнение и страх. Останется ли он жив завтра, после штурма Сарая?

Каждый старался унять тревогу, заняв себя каким-либо делом: один чистил и точил саблю, другой вычесывал коня, третий жевал хлеб с салом, хотя вроде и не голоден.

Наступило утро решающего дня. Суда помогли переправиться всадникам с левого берега Волги. Конники разобрали с ушкуев свое оружие. Первая полусотня ушла вперед, имея задачу уничтожить дозоры, если они встретятся, и ждать подхода основных сил, едва покажется город.

Воевода

Юрьев планировал окружить город, блокировав городские ворота, чтобы не дать прорваться гонцам к основному войску хана. Опасения у Кости были серьезными: ордынцы, меняя заводных лошадей, могли в день преодолевать по семьдесят верст. Потому едва конная рать приблизится к городу и начнет штурм, ушкуи должны подплыть и блокировать причалы, чтобы не дать возможности выслать гонцов к хану Ахмату, а также не позволить сбежать из города по воде богатым ордынцам.

Мишаня собрал своих людей со всех судов, раздал оружие – припасенные заранее боевые топоры и объяснил задачу, поставленную перед ним воеводой Юрьевым:

– Высаживаете воинов на причал, швартуетесь бортами друг к другу. Когда наши ворвутся в город, на судах остаются только кормчие. Им я запрещаю отлучаться от судов. Остальные под моим началом – в город. Все ли понятно?

– Чего же тут не понять. Город грабить будем! Ужо попомнят басурманы вятских ушкуйников! – вскричали корабельщики.

Михаила покоробило это слово – «грабить».

Однако Константин уверенно возразил:

– Мы не грабить идем, а возвращать то, что Орда двести лет из Руси тянула. Увидите ордынца – убейте! Довольно они нашей кровушки попили. Однако жестокости не проявлять, детей, стариков и женщин не трогать. Разделитесь на пары, в дом входить только вдвоем. Брать только самое ценное. Сносите все на суда. Делить будем потом, дома. Все понятно?

Вопросов не было.

Всадники ушли к городу – все сразу. Коней гнали, не щадя. Уж больно город был расположен неудобно для нападающих – степь кругом, видно далеко.

Со сторожевых башен всадников заметили – невозможно не увидеть облако пыли и не услышать тяжелой поступи двух сотен лошадей. Однако стражники, не допускавшие даже мысли о возможности нападения русичей, видимо, решили, что это часть войска Ахмат-хана или союзники. Не ударили тревожно барабаны, никто не бросился запирать городские ворота. И лишь когда стража разглядела вооружение и одежду воинов, с ужасом поняла, что это русские. Опомнившись, они бросились было к воротам, да поздно. Первые всадники уже влетели в открытые ворота и бросились рубить стражу. Остальные конники скакали к другим воротам, врывались и тоже убивали ордынцев. Город был окружен, но жители пока этого не знали. Как обычно, гудели шумные базары и лавки, ремесленники трудились в кузнях и мастерских, богатые люди возлежали на коврах, наслаждаясь зеленым чаем и сладостями.

Захватив ворота и стены, русичи разожгли на крепостной стене костер, дымом подав знак, что ворота в их руках.

По этому сигналу двинулись по рукаву Волги речные суда с пешими воинами. Гребцы и воины сидели на веслах и гнали суда по течению вниз.

– И – раз, и – раз, и – раз!

Мерно склонялись спины, по смуглой коже струился соленый пот. Воинам приходилось тяжелее – они были в войлочных поддоспешниках и кольчугах.

Едва первые ушкуи ткнулись бортами в причал, как воины перескочили через борта на берег и ринулись в город с криками:

– За Русь!

Павел удачно ошвартовал ушкуй в конце причала, борт о борт

встали и два других лобановских судна.

Воины без команды в едином порыве ринулись на берег, теперь они подчинялись своим десятникам.

– Ушкуйники, все за мной! – поднялся на палубе Михаил. – Держаться вместе, друг другу помогать в случае опасности!

И сам первый выскочил на причал, держа в руке саблю.

Быстрым шагом корабельщики вошли в город. Рядом с городскими воротами во множестве лежали трупы стражей в лужах крови. Над ними роились мухи. Зрелище было неприятным, и Миша отвернулся.

Впереди, саженях в ста, кипела схватка. Небольшая кучка ордынцев пыталась сдержать пеших русских воинов. Однако ордынец только на коне силен, да еще когда он не один. А в пешем строю, когда весь бой ведется на расстоянии вытянутой руки, преимущество на стороне русов. Сабля татарская в конном бою хороша – легка, маневренна, но парировать ею удар боевого топора невозможно.

Мишаня со своим отрядиком ушкуйников свернул в узкий боковой проход. И пройти-то успели всего с десяток шагов, как распахнулись ворота в глинобитной стене, и оттуда выбежали трое кыпчаков.

Были они без брони, без щитов, но все вооружены саблями. Издав воинственный клич, кыпчаки бросились на русских.

Появления противника хоть и ожидали, но все равно все произошло как-то внезапно. Мишаня, парируя саблей удары нападавшего, попятился было, но в узком и кривом переулке трое кыпчаков загородили собой почти весь проход. Впереди сражались корабельщики Михаил, Илья и Даниил – все из команды второго ушкуя.

Кыпчаки яростно наносили удары, не думая отступать. Кто-то из ушкуйников запрыгнул на глинобитную стену, обошел по ней дерущихся, спрыгнул сзади и нанес кыпчаку, находящемуся справа от Михаила, удар топором в спину. Кыпчак завалился, в образовавшийся проход ринулись еще двое корабельщиков. Они окружили кыпчаков всей массой, не давая им развернуться. Теперь кыпчакам оставалось только отбиваться.

Мишаня уже отошел от смятения, вызванного неожиданным нападением ордынцев, и теперь не только отражал удары, но и пытался сам достать саблей противника.

Удар отбит саблей… На миг враг приоткрылся, и Мишаня саблей успел резануть противника по руке. Обильно заструилась кровь. Кыпчак перехватил саблю в левую руку. И тут справа, с незащищенной стороны, его ударил в бок сулицей Захар – корабельщик с лодьи. Как вовремя! Оставшегося в одиночестве кыпчака тут же смяли и изрубили.

Разгоряченные схваткой корабельщики через распахнутые ворота ворвались во двор дома. Двое стали обходить его справа, а Мишаня с отрядом ринулся в дом. На первом этаже пусто. Мишаня помчался на второй этаж. Наверху путь ему попытался закрыть старый татарин с саблей в руке. Мишаня еще с лестницы рубанул его по ногам саблей, татарин упал, и Мишаня добил его, уколов в грудь.

Коридор от лестницы вел в обе стороны.

– Трое – направо!

А сам побежал влево. Распахнул занавеску и замер, оглушенный пронзительным женским визгом. Да это ведь женская половина, гарем!

– Тихо! – рявкнул Мишаня.

Визг оборвался.

Мишаня ринулся дальше. Одна пустая комната, другая… С противоположного конца коридора доносился шум схватки, звон металла, отчаянный крик, перекрытый русской руганью, и вдруг раздался радостный вопль.

Все побежали туда. В комнате рядом с раскрытым сундуком на полу лежал молодой ордынец с рубленой раной груди. В руке он еще удерживал длинный кинжал.