Ушкуйник. Бить врага в его логове!
Шрифт:
– А кыпчаков-то не видать!
– Дурни вы! – веско сказал Павел. – Хоть бы подумали своей башкой безмозглой! Как же их видно может быть, коли дождь прошел? Откуда пыли взяться?
Пристыженные гребцы притихли. И в самом деле, прав Павел, не поспоришь.
Пока дул попутный ветер, развели костер на корме и сварили кулеш из крупы и сала. Есть больше было нечего, да и крупа заканчивалась. В погоне за трофеями никто не прихватил из Сарая провизию. Ничего, до родной земли уже недалеко. Всего ничего – через башкир проскочить да злобную Казань миновать. С башкирами Костя, похоже, сумеет договориться.
Караван уходил все дальше и дальше – вот уже и всадников русских не видать.
Когда ветер ослаб, за весла гребцы сели.
Лишь к вечеру, когда диск солнца уже коснулся краем горизонта, появилась конница. Ушкуйники облегченно вздохнули, а Костя радостно помахал рукой. Стало быть, договорился с кочевниками.
На стоянке Костя сказал, что башкиры, взяв серебро, пообещали задержать кыпчаков на целый день. Совсем не пропустить – не получится, силы у башкир не те. Но пока переговоры вести будут, торговаться, то, се – день и пройдет. А сейчас каждый выигранный день мешочка серебра стоит, а то и золота.
Весь следующий день прошел спокойно. Дул ветер, шли под парусами, гребцы отсыпались и отдыхали, а справа виднелись всадники Кости.
Вечером встали на стоянку – последнюю перед Казанью. Собственно, мимо Казани караван проплыть не собирался. Раньше справа устье Камы покажется. Но Казань рядом совсем, и дозоры казанских татар там всегда дежурят. Михаил это помнил еще по прошлому плаванию, когда в Сарай с товарами ходил – как купец, а Костя – на разведку. Прорвались тогда. Правда, и ушкуй тогда был один, и татар – десяток всего. Сейчас – другое дело. Караван велик, судовую рать на конях татарские дозоры издалека заметят и своим сигналы передадут о движении русского войска. В открытое сражение вступать опасно: у гребцов оружия мало, и пользоваться им бывшие невольники не умеют.
Вот на судах Михаила дело обстояло несколько лучше. Боевые топоры имелись, а поскольку почти каждый русский мужик плотницким топором владел сызмальства, то, считай, отбиться можно. У двоих даже сабли есть, и пользоваться они ими умеют. Да еще лучник свой – Савва.
Костя собрал кормчих и десятников.
– Завтра предстоит самая опасная часть пути. Поворот на Каму, Казань рядом. То, что там дозоры казанских татар стоять будут, я не сомневаюсь. Придется с боем прорываться. У кого оружие есть, иметь под рукой, у кого кольчуга или броня трофейная – надеть. Если щиты есть – повесить на борт. Думаю, понимаете – на левый, откуда опасность исходит. Главное – скорость движения. Идете все сразу. Ставьте паруса, гребцы пусть себя не жалеют. Если и удастся татарам какое судно захватить, все равно не останавливайтесь, прорывайтесь. Не думаю, что будут большие потери – не мастера татары на воде воевать. И топите их ушкуями, лошадей топите. Для татарина лошадь – все, не будет лошади – ни ехать ему, ни плыть. Если на берегу нам бой навяжут – не ждите, поднимайтесь по Каме вверх, пока силы будут. Все ли понятно?
– Все! – дружно ответили кормчие и десятники.
– Ну, с богом!
Переночевали, а утром – в путь. Не завтракали, потому как уже просто было нечего есть. Попили забортной воды из реки, чтобы желудок не слишком сильно урчал. Хоть в
Двоих отчаянных парней из бывших невольников, которых в последний день в команду взял, когда Спиридона в Сарае убили, Мишаня посадил у левого борта. Одного Макаром звали, другого – Ефремом. В руках – сабли трофейные, глаза азартом горят.
Михаил свою саблю достал, из ножен вынул, провел куском сала по лезвию – ржавчина не так брать будет, да и от крови отмывать легче. Вложил саблю в ножны и отложил в сторону; взял в руки трофейную, что у убитого ордынца забрал. Раньше все как-то руки до нее не доходили. Уселся на корме, недалеко от Павла, вытащил саблю из ножен. Чудной узор по лезвию идет, никогда такого раньше Мишаня не видел, да и лезвие необычное – темное. От древности, что ли?
Мишаня взмахнул саблей в воздухе. Лезвие описало полукруг, с непривычным звуком разрезая воздух, как будто разрывало его.
– Ты где такую саблю диковинную взял? – спросил Павел.
– У татарина убитого.
– Считай, повезло тебе, парень.
– Что, вправду такая ценная?
– Дамаск это черный. Редкая очень и дорогая. Сам раньше не видел, но слышать – слышал. Бают, сабля эта броню как репу режет.
– Да ну?! – удивился Мишаня, однако же к поясу именно эту саблю прицепил. – И откуда ты все знаешь?
– Если уши есть – услышишь. А голова – чтобы запоминать и думать, а не только чревоугодничать, – с важным видом ответил кормчий.
Впереди идущие суда стали медленно уваливать вправо. Показалась стрелка Волги и Камы. В месте слияния – как море широка. Встань на лодке в центре – противоположные берега в дымке теряются. Смешиваются воды двух полноводных рек, вот и крутит воду здесь. Водоворотов полно, потому суда к правому по ходу берегу прижимались – и к своим всадникам поближе и от татар подальше.
Они благополучно прошли поворот и поплыли по Каме вверх. Тут уж и гребцы за весла сели. Проскочить бы опасное место с ходу. Да легко только в сказках бывает.
Отошли версты две, как увидели – на реке лодки поджидают, не меньше десятка, а в них татары кричат что-то, руками на караван показывают. И на обоих берегах конница татарская. Сколько их – тяжело сказать: левый берег высокий, с судов просматривается плохо. Зато татарам раздолье – сверху по судам из луков стрелять удобно, видно все как на ладони.
Татары даже успели несколько стрел выпустить, да тут Костя подоспел, конницей ударил. Татар-то маловато было, полсотни всего. Дозор на ушкуйников или на небольшую группу конных рассчитан был, а тут – две сотни русских всадников с тыла несутся.
И пошла рубка! Суда выстроились в три параллельные линии, а в каждой линии шли настолько близко друг к другу, чтобы от борта до борта только веслами работать, не зацепить да не сломать. И вперед!
На лодках татары сначала руками махали, пытаясь остановить караван, угрожали. Потом, увидев, что угрозы на русичей не действуют, стали стрелы пускать. А что десяток лодок против почти сотни крепких судов?