Ушкуйник. Бить врага в его логове!
Шрифт:
– С нужными людьми дальше ушла, – соврал Михаил. Зачем им знать, где лодья? Ненужный интерес.
Монеты Михаил поделил. Каждому гребцу отсчитал его долю, кормчим – по две. Все остались довольны, взвешивали на ладони приятную тяжесть. Никита совсем обалдел от денег, заявил:
– Сроду в руках такое богатство не держал. Брошу теперь работать, буду на печи лежать да на торг ходить, скоморохов смотреть!
– Дурак ты, Никита, – заявил Павел. – Деньги, сколько бы их не было, всегда заканчиваются. Дело бы свое завел – вон как Михаил, тогда другое
– Не, я не купец, нет у меня торговой жилки – прогорю.
– Значит, как в Хлынов придем, на тебя можно больше не рассчитывать?
– Конечно! Не хочу больше рисковать. Денег – полно. Зачем мне морока?
И еще трое выразили желание, получив деньги на руки, выйти из ушкуйников. Зосима мечтал купить большую избу в деревне, недалеко от Хлынова, купить коров, делать из молока сметану и масло на продажу. Онуфрий – тот собрался кузню купить в городе и, как дед его, стать кузнецом.
– Давно руки чешутся молот взять да раскаленное железо мять и гнуть ровно глину. С деньгами я и кузню куплю и подмастерьев найму, и на крицы железные хватит.
Тихон, выслушав товарищей, тихо сказал:
– А ну вас всех, я в монастырь подамся, деньги братии отдам в дар.
Услышав такие слова Тихона, все онемели от удивления. Никто не ожидал от него такого поступка. Вроде и набожностью особой не отличался, и в бою себя проявил жестко – немилосердно крушил боевым топором басурманские головы, как орехи. И вдруг – монастырь!
– Грехи на мне тяжкие, – еще тише, едва слышно произнес Тихон, и насупясь, отвернулся, отказываясь говорить о личном – болезненном и выстраданном.
И на втором ушкуе тоже трое высказали желание по приходу в Хлынов уйти из гребцов. Конечно, Михаил понимал, что разумный человек, да при деньгах, скорее всего, попытается начать свое дело. Когда над тобой начальника нет, дышится легче, но и риска прогореть больше. Однако ни Павел, ни Михаил не ожидали, что желающих уйти будет аж семеро. Фактически из старой команды, кроме кормчих, остался только Афанасий.
Гребцы – из бывших невольников – есть, но после ухода семерых человек фактически оказывался укомплектованным только один ушкуй. Михаил не особо расстроился – найдутся желающие, но в душе был немного уязвлен.
Вскоре дошли до Хлынова. Благо – он уже недалеко был, только прошли поворот и – вот он, во всей красе, город на семи холмах, как и Москва.
Наняли две подводы, перевезли груз домой к Михаилу. Не в лавку снесли, а в жилую комнату его. Сумерки уже опускались, потому Михаил отпустил всех, напомнив кормчему наказ – зайти завтра.
Домашние на радостях не знали, куда усадить Михаила да чем его угостить.
– Что-то долгонько тебя не было, ране быстрее оборачивался, – заметил дед.
– И товар чего-то не в лавку, а в жилье принес, – добавила бабка.
– Надо так. Спать хочу, устал я с дороги.
Он проспал долго и встал, когда Павел пришел.
– Ты еще в постели? Здоров
– Прости, расслабился на домашней постели, и то – вымотался за плавание.
Михаил отсчитал четыре доли – по числу убитых гребцов.
– Знаешь, где семьи живут?
– Как не знать?
– Отдай с поклоном. Сам бы пошел, да слез женских боюсь.
На первое время Павел гребцов из невольников у себя поселил, да вскорости замечать стал – тяготятся они: негоже долго радушного человека стеснять, да куда деваться? Подобрал кормчий избу недалеко от своего жилища, поселил их там. Вроде утряслось все.
Несколько дней Михаил отсыпался да отъедался, а потом к Косте решил наведаться.
Поздоровались, обнялись, как братья.
– Ну, Мишаня, садись, рассказывай.
– А чего тут говорить? Как долю гребцам отдал, так и ушли все, свои дела открыть хотят.
– А ты чего думал? Это жизнь. Человек всегда ищет, где лучше. Деньги-то надежно спрятал?
– Надежнее не бывает. Притопил вместе с лодьей в укромном месте.
– Если о том больше двух человек прознает, это уже не тайна.
– Двое и знают – я да кормчий Павел, но он человек надежный. Еще, конечно, дома немного оставил – на жизнь да торговлю.
– Экий ты предусмотрительный да осторожный! Молодца! Я себе немного тоже оставил, остальное воинам раздал – трофей все же, на меч взятый. Ты в Москву на ушкуе сходить не хочешь? – неожиданно спросил он.
– Еще от Сарая не отошел. Да и гребцы у меня новые, из невольников бывших, хочу пока погодить.
– А я и не тороплю. Но через седмицу – желательно отправиться.
– Ох, Костя, смотри! Не мне тебя учить – по годам да положению не вышел. Только не к добру твои отношения с Москвой. Не все в городе хотят под руку великого князя Московского отойти.
– Молод ты еще разуметь в размахе государевом!
– Как в поход звал да в бой за сокровищами направлял – про возраст не говорил!
– Ты, хоть и молод, а силен в торговых делах, разворотлив, сообразителен – спору нет. Это ж надо, как хитро придумал – сокровища под водой схоронить, с судном вместе! – глаза Кости на мгновение сверкнули задором.
Костя встал, походил по комнате, подошел к Мишане и, положив тяжелые руки на плечи, вгляделся в глаза юноши. От его пристального взгляда молодой купец непроизвольно съежился. Решительно подняв руку, Костя с жаром продолжил:
– Ты в купеческом деле разумеешь, и то хорошо, но это одно. А тут – высота сферы, государственное устройство. Орда почему нас бьет? Молчишь? Потому как русские разрознены. Рязань – сама по себе, Хлынов – в стороне, Великий Новгород да Псков много себе вольницы хотят. Вот потому татары нас и ломят. А объединимся все, под одним началом – всех врагов одолеем. И Орду проклятую, и Казань примучим. Да, много у Руси врагов – не сосчитать. Те же германские псы-рыцари, шляхтичи польские. Ты всего и не знаешь в своем Хлынове. Думаешь, Хлынов – пуп Земли? Окраина зачу-ханная!