Усилитель. Трижды воскресший

Урусов Алексей

– Я, – откликнулся комбат, вытянувшись по стойке смирно.

– Если император сказал «три», значит «три». Что это за вопросы: – Может быть, можно ещё одного? Откуда в вашей речи взялось это нелепое словосочетание, недопустимое для офицера: «Может быть»? Вы что, девушка или дипломат, для которых уместны подобные фразы? Товарищи офицеры, вы же все знаете, что если девушка говорит: – «Нет», то это значит: – «Может быть». Если девушка говорит: – «Может быть», то это значит: – «Да». Если девушка говорит: – «Да», то какая она нахрен девушка? Если дипломат говорит: – «Да», то это значит: – «Может быть». Если дипломат говорит: – «Может быть», то это значит: – «Нет». Если дипломат говорит: – «Нет», то какой он нахрен дипломат? А вот если офицер говорит: – «Нет», то это значит: – «Нет». Если офицер говорит: – «Да», то это значит: – «Да». Если офицер говорит: – «Может быть», то какой он нахрен офицер?

– Император сказал «три». А если

вывел пятерых, то просто говори, что сбился со счёта, что достойных именно пять, что тебе твоя бабушка звонила и сказала, что видела ночью вещий сон и представить надо именно пятерых. Неси любую ахинею, но вид имей при этом бравый, уверенный и придурковатый. Главное – выглядеть бравым, подтянутым, одетым строго в соответствии со строевым уставом, стоять по стойке «смирно» и есть глазами начальство. Не приведи Господь, государь-император, да продлятся годы его благословенного правления, заподозрит вас в вольнодумстве или вообще – в наличии какого-то мыслительного процесса в голове. Так что никаких «может быть» и «а если».

И ещё, товарищи офицеры, это, кстати, всех касается. О чистоте и правильности речи: что за экзотические словосочетания и разнообразные заимствования из языка вероятного противника я периодически слышу? «Бонжурами» и «тужурами», а также всякими «бэкстейжами» и «откутюрами» и иными, не предусмотренными уставами терминами из иностранной лексики, попрошу общаться исключительно с девушками в будуарах в специально отведённое для этого время, и то это касается исключительно офицеров, не обретших спутниц жизни или отправивших оных в отпуска на безопасное расстояние. В казарме и на плацу для подобных языковых экзерсисов не место. Не зря армия сохранила, в отличие от всей империи, старое обращение «товарищ» – исключительно для того, чтобы вы чувствовали себя с солдатами одним коллективом. А придёт такой рядовой Ваня из деревни, или вообще Тарас с хутора, а вы ему «бонжур», «тужур», «откутюр»… Что он подумает? Правильно: какой он на хрен мне товарищ, если речь у него, как по ту сторону линии боевого соприкосновения?

– Вопросы имеются?

– Лейтенант Измайлов.

– Слушаю, Пётр Иванович.

– Нам через три недели на линию боевого соприкосновения выдвигаться. Разрешите через две недели пройти проверку на уровень магической силы?

– Вам-то зачем, Измайлов? Вы потомственный дворянин, можно сказать, князь? У вас этой силы – ложкой ешь.

– Я за боевых товарищей прошу.

– Да, я и подзабыл, что вы у нас постоянный ходатай от младшего офицерства. Но мысль дельная. Сделаем так: штаб через две недели, к этому времени как раз от цесаревича магическая сила всем добавится, проведёт проверку на уровень силы для младших офицеров. Участие добровольное, но для перешагнувших середину второго уровня – обязательное. На всех, кто на проверке перейдёт на третий уровень, будут подготовлены и ещё до убытия направлены представления на присвоение наследственного дворянства. Если судьба распорядится так, что кто-то погибнет в ходе военной кампании, он может быть уверен, что его семья брошена не будет – ни императором, ни полком. А за супругой и детьми перешедших на третий уровень сохранится потомственное гражданство.

– Ещё вопросы есть? Снова Вы, Измайлов. Слушаю?

– Как он вообще?

– Кто?

– Внук Ваш, цесаревич Александр.

– Ребёнок как ребёнок. Только без детства. Его же с семи лет готовить начали. К нам в имение не чаще раза в месяц выбирается, и то на неполный день. В прошлом году повёл его на рыбалку, а он попросился босиком по травке походить. И когда ходил по траве, улыбка на лице у него была такая блаженная. Но у каждого своя судьба, и каждый из нас – винтик в огромной машине, называемой «Империя». Его инициация сколько жизней только в нашем полку спасла? А в целом по армии? И скольким молодым людям, которые немного недобирали до восьмидесяти процентов первого уровня, позволила получить эти заветные проценты, чем открыла им дорогу в военные училища? Но, товарищи офицеры, то, что вы во второй раз получите прилив силы от цесаревича, не отменяет необходимость постоянных и напряжённых тренировок по развитию силы, в том числе и самостоятельно. Нельзя же всю жизнь выезжать за счёт роста силы императора, наследника и цесаревича.

Москва. Кремль.

Императорская семья собиралась на ужин, и Александр, хотя и подустал за день нахождения в Преображенском полку, торопливо шагал к столовой, прихватив из холодильника контейнер, куда сложили оставшееся мороженое. Войдя, Александр увидел, что в столовой находились только его мама – София Павловна и сёстры – Вера и Надежда. Когда перед цесаревичем открылась дверь, и он, бережно держа коробку, вошёл в столовую, младшая, Надя сказала, показывая на контейнер: – Оооо. Вот это знаю – «Молоково». Вкусное, мне коробку.

Все рассмеялись,

а Саша замер: он не понимал, над чем смеются мать и сёстры. Из-за спины раздался голос только что вошедшего отца: – Телевизор ему включите.

Надежда, ткнув пультом в сторону «плазмы» и прощёлкав несколько программ, сказала: – Здесь.

На экране шла реклама. Один ролик закончился и начался другой: на «картинке», взятой с видеокамеры наблюдения, цесаревич зашёл в павильон мороженого, и, махнув рукой в сторону холодильной камеры, сказал: – Оооо. Вот это знаю – «Молоково». Вкусное, мне коробку.

В кадре завертелись-замелькали пачки в бело-синей упаковке, а потом центральная замедлила движение и заполнила собой весь экран надписью: «Молоково. Вкусное».

Ролик был смонтирован с нескольких камер, так что зрители могли рассмотреть костюм цесаревича, и его лицо с разных ракурсов и завершающий стоп-кадр с довольной улыбкой царственного ребёнка.

– Видишь, Саша, одна твоя фраза способна поднять продажи мороженого в разы, если не на порядки. Кстати, пока я документы разгребал в кабинете, из Молокова показали репортаж – я-то думал, что это просто торговая марка, а оказывается, на самом деле есть такой посёлок на севере Тверской области, там населения чуть больше двух тысяч человек. Так вот, фирма – производитель мороженого отгружает туда вагон своей продукции и первого сентября будет весь город кормить мороженым бесплатно. И по всей стране проводят акцию – купившему с сегодняшнего дня и до конца сентября коробку мороженого «Молоково» – скидка в десять процентов. Ушлое и хваткое у нас купечество – быстро соображает, что на этом можно подняться и рекламу за час сваяли. И с каждым годом роль каждого твоего слова и каждого поступка будет расти в цене. И не только слова – жеста и взгляда тоже. Но и каждой ошибки тоже. Так что пока есть возможность – учись и развивайся. Ну, и на мороженое налегай, если оно вкусное. С возрастом вкусы меняются, рецепторы стареют, и мороженое таким вкусным уже не будет казаться.

Владимир. Лицей.

Суматоха, всегда царящая в начале учебного года, не давала мне толком осознать, насколько сильно всё изменилось в моей жизни. Просто поначалу круговорот был настолько сильным, что я успевал только реагировать на происходящие события, стараясь не растеряться в незнакомой обстановке и сохранить хотя бы какие-то остатки от привычного образа жизни.

Школа, точнее, лицей, был… необычным. По сравнению со школой, где я учился, здесь была тишина. Никто не бегал, не кричал, не одевался в пестрые платья и джинсы. Естественно разговоры и шум были – дети не могут быть тихими по определению, но по коридорам на переменах никто не носился, не было топота «погонь» и громких криков. У каждого класса была единая форма – кадеты щеголяли в камуфляже военного образца и беретах, форма «речников» была скопирована с моряков, хим-био направление носили форму егерей, и даже на петлицах у них были дубовые листочки. Больше всего классов специализировалось на местном управлении и для них тоже были пошиты красивые мундиры. Скромнее всех выглядели мы – «коммерсы», – в аккуратных тёмно-синих тройках и белоснежных рубашках.

У девочек и девушек, конечно, возможностей с одеждой было больше: в тех же кадетских классах многие девочки к юбке цвета хаки надевали белую блузку, в косы заплетали ленты в цветах камуфляжа, такими же были и банты.

И ещё – лицей был огромным. Корпус, в который мы приезжали накануне первого сентября, был «лицом лицея», за ним скрывались ещё три учебных корпуса. Наши седьмые классы, как и восьмые и девятые, относились ко второй, или средней ступени образования и в лицее мы занимали «правый» корпус, пересекаясь с учениками первой ступени из четырёх-, пяти- и шестиклассников, и высшей ступени – 10 и 11-классниками только в столовой: учебные корпуса лицея были построены в виде буквы «П», а пространство в центре занимала громадная столовая. После второй пары по длинным коридорам все лицеисты устремлялись в столовую, а в классах и аудиториях в это время проводилась уборка, кварцевание и энергетическая очистка. Что мне понравилось больше всего в столовой – длинные стеллажи, на которых была расставлена еда, и мы набирали – сколько хотели и чего хотели. Хотя жадничать считалось неприличным, точнее, неприлично было набрать и оставить много не съеденным. И если девочки предпочитали микроскопические порции салатов со всяких там креветок и грибы с жульенами, то пацаны однозначно налегали на мясо, а некоторые к нему даже гарнир не брали. Только в столовой можно было пообщаться с друзьями и знакомыми из других классов – набрав себе обед, присесть к ним за стол и перекинуться несколькими фразами. Так как я был новеньким, друзей у меня не было, хотя изредка видел Перловых – и Екатерину, и Василия с Борисом, с которыми успевал перекинуться парой фраз – обычно о том, у кого во сколько ожидается окончание учёбы и удастся ли до дома дойти вместе.