Усиливая Боль/Советчики
Шрифт:
– Зря ты так со мной, - смеется девушка, поправляя волосы и начиная двигаться вслед за побежавшей из последних, иссякающих сил Оксаной. – Такое не прощают. Даже сестрам по общей беде в это мире. Ты хочешь знать меня? А? Тупая ты овца!
Оксана опирается о колодец одной рукой и продолжает держать биту другой. Кровотечение усиливается, и она чувствует, как слабеет, и жуткий страх наполняет все ее сознание, но ей нужно отразить надвигающийся удар, и она отталкивается от колодца, и нож проходит мимо, а она по инерции делает разворот и бьет битой наудачу и попадает по спине девушки, заставляя ее вскрикнуть и припасть к краю колодца.
Девушка
Девушка пытается оглушить Оксану ударом локтя, но у нее не хватает замаха. И она оказывается верхом на спине сгруппировавшейся в странном, скрученном положении Оксаны, и с удивлением обнаруживает, что у той хватает сил, чтобы затащить ее на край колодца и как следует толкнуть. Она пытается махать руками, чтобы ухватиться за колодец или за Оксану, но края колодца оказываются слишком гладкими, а Оксана, лишившись последних сил, уже падает рядом с колодцем, и девушка проваливается в него с яростным криком.
Оксана чувствует, что теряет сознание. Боль понемногу смешивается с какой-то странным, пустым чувством и теряет свой смысл. Мир вокруг вращается вокруг ее головы, и она понимает, то это может быть концом для нее, и она не понимает, зачем было прикладывать тогда столько усилий, и ей кажется, что она кричит для усиления своей же воли, но из ее рта уже звучит лишь тонкий писк, и она ползет к дому, оставляя на траве кровавый след.
Она роняет, схватив за ножку, маленький столик, на котором оставила телефон и пытается окровавленным руками найти нужную запись в телефонной книжке и набрать номер. Спустя несколько секунд у нее это удается. Она бормочет нечто несвязное, но сосед по территории – хороший знакомый ее мужа, - ее понимает и говорит, что уже бежит к ней. Оксана ощущает, как рука теряет чувствительность, видит, как вселенная сжимается в одну точку, и в этой точке остается лишь маленькая, совсем крошечная люстра на потолке первого этажа ее дома.
Переломы обещают зажить быстро, и Катю называют везучей. С ней долго беседуют, потому что сегодня, по словам врачей, ей гораздо лучше, и с ней многие хотят поговорить. Она выслушивает все, что ей рассказывают, с видимым интересом и изображает любезность, хотя, судя по той информации, которую она получает, она может вест себя как угодно – результат не изменится. За дни ее лечения выяснилось много, гораздо больше, чем она могла себе представить. Как только наступает время покоя, она плачет и теряет контроль над реальностью. События начинают выстраиваться в ее голове в логическом порядке, но что-то мешает, где-то недостает взаимосвязей, и в какой-то момент ей кажется, что ее ложно обвиняют, и она хочет позвонить Оксане и узнать, что с ней и как она, потому что даже те люди, которые рассказали ей столь страшные вещи, уверили ее, что Оксана выжила, и уж ей повезло гораздо сильнее
Катя хочет найти мобильник, просит сестру принести ей его, но та говорит, что его пока изъяли, и Катя начинает кричать, что они не имеют права, и что ей нужно всего лишь позвонить, и сестра говорит, что сделает все возможное, стараясь унять крик и рыдания Кати. Катя устала. Она засыпает, и где-то в глубине ее подсознания к ней взывают странные голоса, и она должна была бы испугаться их, но она настолько истощена, что страх сменяется апатией, и она спокойно дожидается сначала впадения в абсолютное ничто, а затем – пробуждения все в той же, незнакомой и по сей день палате. В ее руку введена игла капельницы, и нечто неопределенное, в объеме около четверти литра медленно поступает в ее кровь, и ей это не нравится, но она не может толком пошевелиться.
В палате есть окно, но оно закрыто плотной светонепроницаемой шторой, и отсутствие искусственного освещения убеждает Катю, что уже ночь, и она дремлет, но потом снова пробуждается, обнаруживает, что капельница исчезла, и в ее голове проносятся обрывки мыслей, чувств, слов, которые прошли через нее за последние полторы недели, и она обнаруживает, что совершила какие-то ошибки, но сейчас это уже неважно, потому что она здесь, и до не никому нет дела, и она хочет снова заплакать, но глаза не слушаются, слезы не льются, и боль вращается по кругу в ее голове, напоминая о том, что искупление иллюзорно, а вина совершенна.
Кто-то входит в палату, включает свет, и Катя с болью зажмуривается и смотрит на медсестру, которая проверяет показания какого-то прибора на столике рядом, делает укол неопределенного назначения и дружелюбно предлагает Кате выпить таблетки в качестве альтернативы прочим уколам. Катя приподнимает голову, смотрит на исколотую левую руку, вздыхает и соглашается на таблетки. Потом сестра говорит, что это еще не все и достает пакет «зип-лок» с белым «айфоном» внутри.
– Ваш лечащий врач дал указание отдать Вам его на один день. Данные для следствия и психиатрической экспертизы уже сняты, и Вы можете какое-то время им пользоваться. У Вас есть деньги на счету?
– Они будут наблюдать?
– Ну… - сестра мнется. – За Вами постоянно наблюдают. Вот в том углу, - она показывает куда-то вправо и вверх, - стоит маленькая камера.
– Спасибо.
Катя берет в слабо ощущающиеся руки пакетик, открывает и вытягивает мобильник. Она ждала от него какого-то особого тепла, как от родной ей вещи, но ничего такого не получает. Включает. Смотрит на угол, где висит теперь такой заметный грубый черный цилиндр камеры. Улыбается в объектив одним краем рта, потому что второй уголок губ ее не слушается.
Обнаруживает три смски от Ромы и одну от оператора. Оператор сообщает, что звонила мать. Плевать. А вот Рома…
«Кать, прости за мой тон. Вообще, я очень хочу тебя увидеть. Когда ты будешь на работе?»
«Кать, если у тебя кто-то есть, скажи. Тут что-то говорят. Не знаю. Позвони мне, если не трудно»
«Кать, ты болеешь? Давай, я приеду. Может, что-то нужно. Ты в обиде на меня?»