Ускоряющийся [СИ]
Шрифт:
Мама, чтобы разминуться с сыном, решила произвести рокировку, сама перебравшись на время в сыновью келью. Протискиваясь рядом с ним, прошипела ему на ухо:
— Я с тобой ещё поквитаюсь. Не мог предупредить заранее, что ли?
Дима непонимающе глянул на неё и понял, за что такая немилость: мама была в домашнем халате, волосы не расчёсаны. Дома хоть и порядок, но не идеальный, а к чаю только сушки, а не фирменный мамин торт. Тут в кои-то веки любимое чадо домой будущую, может быть, невестку привёл, а тут такой кавардак.
Незнакомка,
— Вы меня извините. Я просто без приглашения пришла, даже Димочка не знал. Ну прости, малыш.
Она сняла очки, потом прильнула к Суперпупсу и легко прикоснулась губами к щеке остолбеневшего от всего происходящего (и от волнения) Диму. Тот окосел ещё больше и почти молитвенно глянул на маму, мол, а чего это она, я же её не трогал?! Алла Евгеньевна, впрочем, на помощь идти не спешила, наоборот, тут же подлила масла в огонь. Видать, из коварной женской солидарности:
— Ты нас не познакомишь?
Такой подлянки от самого родного человека Дима не ждал. Он, соляной столп, начал краснеть с ног до головы. В голове лихорадочно крутились какие-то нелепые, а, скорее, редкие женские имена типа «Кристина», «Снежана», «Виталина». Секунды шли, а Дима только рот разевал, как рыба, выброшенная на берег. Незнакомка, казалось, от ситуации просто изнемогала и делала невероятные усилия, чтобы не рассмеяться в голос. Пауза затягивалась, и Суперпупс уже истратил все позволительные в данной ситуации задумчивые и «вспоминательные» выражения лиц. Наконец, когда уже обе женщины набрали воздух в груди, дабы изобличить юношу в ветрености и беспечности, он выдавил из себя хрипло:
— Ма, знакомься, это… Евлампия, — девушка хрюкнула, задавливая возмущённый смешок. Нашёл тоже имечко. Дима в душе испепелял свой язык по тому же поводу. Мама в очередной раз хмыкнула. Вот жеш наградил бог её сына причудами. — Евл… Еля, это — мама. То есть Алла Дмитриев… эээ… Алла Евлампьев… Алла Евгеньевна!
— Вспомнил, наконец, — хмыкнула мама. — Хоть с третьего раза. Ну, будем знакомы, Евлампия.
— Можно просто: Лампа. Меня так мама звала.
— «Звала»? То есть… А ну скройся, срамота! — последний крик относился уже к папе, который вышел на разговор, заспанный, недовольный от того, что разбудили. Вышел в том, в чём спал: семейные трусы. Всё. Ну, крестик. Шлёпанцы. Но шлёпанцы не в счёт. Папа разглядел, что девушка, с которой беседуют на пороге родные — не вернувшаяся вдруг под утро дочь, а совсем даже незнакомая девушка. Потом перевёл взгляд на маму, на себя.
— Уй, йо! — поспешил в спальню.
— Здрасьть, Игорь Владиславович! — крикнула ему вдогон «Евлампия». — А по поводу вашего вопроса, — это уже к маме: — я сирота. Ну, ты готов? — теперь реплика адресовалась Диме. И, пока тот снова не превратился в столп, добавила: — Забыл, что ли? Ууу, голова дырявая. Мы же в зоопарк собирались! Давай, ноги
— Аааа, да, счас, — Дима не знал, куда идти, за что хвататься и что делать. Сунулся в туалет, потом — в ванную. Зажужжала механическая щётка, и сквозь её гудение и рой спорящих и противоречащих в его голове придуманных советчиков всё же пробивался разговор, что происходил сейчас в прихожке.
— Так может пройдёшь пока, Еля. Не буду звать тебя Лампой, как-то не звучит. Неожиданно всё. Слышишь, сынок? Придёшь, уши отдеру.
— Ой, не надо, Алла Евгеньевна, мне он целый больше нравится. О, привет, Катюш! Я — Евлампия, — произнесла она с придыханием. Дима чуть не подавился.
— П-привет, — значит, уже и сестра проснулась, выползла на шум.
— Я смотрю, у вас это семейное, — сказала непонятную для остальных фразу «Евлампия», залилась серебристым смехом. — А Дима мне о тебе много рассказывал.
«Та-а-ак, значит, они про неё всё знают, и она у них на крючке», — «перевёл» фразу Дима, вытирающийся полотенцем.
— Да-а? — протянула недоверчиво Катька.
— Но только хорошее.
— Хм, — одновременно сестра и мама.
— Ой, да что мы на пороге стоим-то? — заметушилась мама. — Ну-ка, давайте на кухню пройдём, чаёк заварим. Или, может, компотика с холодильника?
«О нет! — запаниковал Дима. — Сейчас понесутся разговоры всякие ненужные».
— Ма, мы как бы спешим, — вырвался он из ванной и помчался в свою комнату переодеваться. На бегу сделал круглые глаза незнакомке, мол, не мели языком. Потом тут же усомнился, а правильно ли сделал? Кто она ему, что он себе позволяет такие намёки? А всё же торопиться надо, чтобы увести скорей её отсюда. А может ИХ отсюда.
В комнате, не церемонясь, ускорился. Быстро собрался, но помимо денег, мобильного и документов, в карман сунул небольшой, но острый нож-выкидуху, а за пояс, слегка поколебавшись, всё-таки запихнул пистолет, укрыв сверху рубашкой навыпуск.
Глянул на своё отражение. Мрачное и решительное лицо. Выдавил наружу корявую улыбку — и вышел из ускорения. Тут уже всё семейство пыталось разузнать у «Евлампии», как они познакомились. Дима зашипел рассерженным ужом, впихнул ноги в кроссовки и, схватив «свою девушку» за руку, потащил на выход, кидая за спину реплики «Потом» и «Мы спешим».
Не успели затихнуть шаги на лестнице, как взбаламошенная утренним визитом компания разбрелась по комнатам.
— Ну, слава богу, — пробубнел Игорь Владиславович. — Наконец-то у него хоть кто-то появился. А красивая! Надеюсь, совершеннолетняя.
— Ты шутишь? — громыхнула Алла Евгеньевна. — Ты глаза её видел?
Игорь неопределённо пожал плечами. Не говорить же, что пялился в основном в вырез сарафана. Какие глаза?
— А что?
— Да по глазам ей, я бы сказала… а, неважно. И всё равно: придёт — уши откручу!