Условный переход (Дело интуиционистов)
Шрифт:
Она затеребила клавиши. Нежно коснувшись ее запястья, я остановил расширенный поиск фаюмских портретов.
– Лия, вы готовы дать гарантию, что, когда мы найдем ЧГ, он не окажется низеньким лысым блондином?
– Лысым блондином?
– Я хотел сказать, толстым.
– Готова, – ответила она твердо, и я, наконец, допер.
– Тогда, в кафе, вы сняли очки, потому что вообразили себе, будто они вас портят.
– Меня ничем уже не испортишь. – Всхлипнув, она сняла очки и закрыла лицо руками. – Ничем.
Я ждал, когда она успокоится. Как это ускорить, я не имел ни малейшего понятия.
– Понимаете, –
– А как вы рассмотрели гвоздь и монетки?
– Когда он отвернулся к бармену, я смотрела через очки. И все видела – и монетки, и гвоздь, и часы, которые были у него на руке. Честное слово!
Я почесал в затылке
– Примут ли это в суде…
– В каком суде? – испугалась она.
– Нет, это я так… Опишите мне его часы.
Лия положила перед собой чистый лист бумаги и принялась делать набросок. Я же решил, что живописи с нас хватит.
– Нет, – сказал я, – давайте моим методом.
Карандаш замер в ее руках.
– Каким?
– Опознание.
Мы просмотрели несколько локусов, торговавших часами дорогих марок. Лия с уверенностью опознала «Омегу» в одну пятую цены моего флаера.
– Мне такие не нравятся, – прибавила она, как будто я советовался насчет подарка для Шефа.
– Вы завели себе БК?
– Нет, не успела. Вы же только вчера мне о нем сказали.
Браслет-коммуникатор я на всякий случай захватил с собой.
– Держите. С нами связывайтесь только с него. По номеру, полученному от ЧГ, больше не звонить. Все понятно?
Она не понимала. Но вдаваться в подробности я не стал. Возможно, все еще обойдется. Попросил не провожать.
С ночной смены Сигизмунд Моцарт вернулся в девять утра и сразу завалился спать. Во время смены ему удалось выкроить для сна часа два. Сейчас половина третьего. Итого: семь с половиной. Дам ему еще полчаса, подумал я и заскочил в «Мак-Дональдс» выпить чашку горячего шоколада.
Он опять был с зубной щеткой.
– Вы хоть когда-нибудь с нею расстаетесь? – поинтересовался я.
На распознание моего образа у него ушло девять секунд.
– А вы когда-нибудь перестанете путать двери? – отбил он, вытащив изо рта щетку. Мусорщикам палец в рот не клади, надо это запомнить. Он продолжил:
– Инспектор… как бишь его… показывал мне ваш снимок. Велел гнать вас с порога, если объявитесь.
– Объяснил почему?
– Нет.
– Хорошо, объясняю…
Дело обстояло так. В городе объявился маньяк, устанавливающий в частных квартирах подсматривающие жучки. Изображение качают в Канал и затем транслируют на Землю. Земляне над нами потешаются, программа идет по рейтингу второй, заменив прежде популярное ток-шоу «Есть ли жизнь на Фаоне». Вы любите землян?
«Да так, не очень».
Вы желаете нашего позора?
«Метеорит им в кратер!»
Полиция бессильна. Я из частного детективного агентства «Пиркентон». Вот вам карточка. Так и думал, что вы о нас где-то слышали. Читали? Тем лучше. Мы проводим
– Снимите ботинки, – вымолвил Моцарт и полез в шкаф за тапочками. Это были хирургические бахилы, но не одноразовые.
Ботинки он переставил на резиновый коврик. Сбегал в ванную, принес обыкновенную половую тряпку и протер пол. Снова скрылся в ванной. Там зашумела вода. Вернулся ко мне, вытирая руки тряпочным (не бумажным!) полотенцем.
Комната-студия была вылизана до… впрочем, блестеть тут было нечему. Обстановка старенькая, бог знает с какой свалки, но чистая. Пол – линолеумный, когда-то серый, но теперь затертый до белизны. На столе у кухонной стойки лежала скатерть, и черт меня подери, если бумажная. На скатерти – стеклянная бутылка с молоком. Он убрал ее в холодильник. Как я успел заметить, в холодильнике не было ни одного полиэтиленового пакета. В крайнем случае – бумажные, но, в основном, всё в кастрюлях и стеклянных банках. Что он делает с пакетами? Найдя ответ, я испытал настоящий шок. Он их мыл и вывернутыми сушил на батарее у окна. Безотходное производство! Хотел бы я взглянуть на его туалетную бумагу.
– Не хотите перегружать свои мощности? – Я показал на сохнувшие пакеты.
– Беседуя с людьми на эту тему, – проговорил он удрученно, – я пришел к одному неутешительному выводу. Подсознательно все почему-то убеждены, что после того как отходы попадают в мусоросборник, они словно бы исчезают. Визуально, так оно и есть. Люди ведь не видят, что потом происходит с мусором. Они не подозревают, чем в дальнейшем предстанут перед ними их бывшие пакеты, тарелки и сменные лезвия.
Он бреется опасной бритвой, сообразил я. Нет, еще бывают электрические, – вспомнил я не сразу, потому что никогда ими не пользовался.
– Я читал, – продолжил он, – что когда-то не было одноразовых упаковок. Люди, стало быть, жили в энтропийной гармонии. А теперь ученые подсчитали, что на долю отходов, не утилизируемых природой, приходится восемьдесят процентов от массы всего, к чему человек приложил руку, хиросферы, так сказать. Вы представляете себе эту цифру?
Я представил в уме цифру восемьдесят. Ничего особенного. Не триллион же.
– Нет, – сказал я и вспомнил, как вчера вечером выбросил тридцатилитровый пакет на восемьдесят процентов заполненный пластиковой тарой из-под еды и кофеиновой шипучки. В какой упаковке с тянучками я обнаружу их переработанные останки? Меня покоробило. Я попросил его выдать мне эту тайну.
– Не хочу вас расстраивать, – ухмыльнулся он. – Но так жить нельзя!
Конечно же, я согласился. Потом переменил тему:
– Вам поздравления от наших экспертов. Они поражены, как вы быстро нашли жучок. Не всякому спецу это по силам. У вас ведь не было специальных приборов?
– Нужны мне ваши приборы! От них тараканы мутируют.
– От приборов?!
– От излучения. А мне не верят. Я положил в вентиляционное окно липучку, чтобы набрать несколько штук и отнести в лабораторию для генетического анализа. Среди тараканов на липучке оказался этот жучок. Я отдал его в полицию.