Условный переход (Дело интуиционистов)
Шрифт:
– Валяйте, – дал я отмашку. – Я готов.
– Итак, – говорил он, не замедляя шаг, – ты утверждаешь, что о ни о каком незаконном проникновении на… я буду выражаться точными юридическими терминами, – пояснил он между прочим, – чтобы потом не было разночтений… Так вот, ты утверждаешь, что никогда не покушался на незаконное проникновение в пределы чужой частной собственности…
– Вранье, – сказал я. – Не говорил я ничего такого. Разумеется, покушался.
– Он не врет, – сообщил инспектору Ньютроп. Он следил за графиком на экране ОДЛ. Волнистая линия никак не
– Уточняю, речь идет о незаконном вторжении, состоявшемся десятого декабря этого года.
– Не вторгался, – сказал я.
– Вроде нет, – пробормотал Ньютроп и еще внимательней уставился в экран. Он ждал, что линии на экране теперь сложатся в вечные истины, которых стоит ожидать от человека, не солгавшего в малом.
– Значит, не ты лично, – в свою пользу истолковал Виттенгер. – И, стало быть, потерпевшего от вашего произвола господина Моцарта ты так же не знаешь и ничего о нем не слышал…
Я уже понял, что произойдет дальше.
– Попался! – буквально взвыл Ньютроп. – Он его знает! Смотрите, господин полковник, характернейшее изменение внутризрачковой электрической модуляции. Прибор не обманешь. Он его знает, это я точно вам говорю!
Довольный, он обернулся к начальнику. Я выдернул шнур ОДЛ из розетки. Лампочка и экран погасли. Ньютроп возмутился:
– Надо было сначала снять задание.
– Свободен, – сказал ему Виттенгер. Ньютроп нехотя сгреб прибор и свалил. Пока он сматывал провода, мы с инспектором испепеляли друг друга взглядами. Потомки разберутся, отчего не сработала противопожарная сигнализация.
– Итак, – сказал он, – кое-какую мелочь мы выяснили. Моцарта ты знаешь. Ваши люди побывали у него, обыскали квартиру и установили подслушивающую аппаратуру. Наводящий вопрос: зачем?
Эта комедия нуждалась в антракте либо суфлере. Я попросил не болтаться у меня за спиной. Инспектор придавил кресло и пододвинул к себе стол, ибо с кресла хватало ежедневного многочасового испытания в тысячу двести ньютонов-виттенгеров.
– У вас кофе подают? – спросил я.
Просьба была истолкована как признание вины. Поэтому кофе я получил незамедлительно. Он был из автомата и пахнул серой краской, которой выкрасили холл перед кабинетом. Как раз тот случай, когда запах имеет цвет. Инспектор позволил мне сделать два глотка и от души поморщиться.
– Отвечай, а то вырублю свет, – сказал он.
– Какой свет? – Кроме неоплаченных счетов за электричество в моей голове пронеслось много всего другого.
– Который в конце тоннеля.
Такой вариант моя голова упустила, за что тут же получила выговор. Ему же не сиделось на месте. Пока я обдумывал эту замысловатую угрозу, он выбрался из-за стола, взял стул у стены, повернул его спинкой ко мне и уселся верхом. Шестиногий кентавр родился с ярко выраженной дистрофией четырех совсем задних конечностей. Инспектор сложил локти на спинке и попытался пристроить сверху голову, но гранитный подбородок не дотянулся до локтей, ибо спинка была слишком низка. После двух попыток его голова ушла снова
– Какое вам дело до квартирных краж? Добились от губернатора очередного расширения своих полномочий?
– Плевал я на кражи. Профилактика преступлений это называется. А где ты, там и труп, – он покряхтел, – потом появляется.
Я окинул взглядом кабинет. После ремонта он походил на перелицованный полицейский мундир.
– Смотри-смотри, – покивал он, – здесь найдут последний в твоей жизни труп. Твой.
– Так давайте уточним, где я был, и пойдем искать тело. Что так-то сидеть. Время-то идет.
– Неужели забыл? Ну и память у тебя!
Виттенгер подошел к компьютеру и развернул экран так, чтобы мне стало видно. Об этом я мечтал все то время, что находился в кабинете. Поскольку портрет губернатора под стеклом еще не был водружен на стену позади инспекторского кресла, я не мог разглядеть, что показывает экран.
Экран показывал меня и обшарпанную дверь с номером 98. Такой же номер был на двери в квартиру, где вместо Лии Вельяминовой оказался мужик с зубной щеткой и дама с полотенцем.
Инспектор сменил кадр. На нем я разговаривал с тем мужиком. По одному кадру трудно разобрать, что я в тот момент говорил.
– Это и есть ваш Моцарт? – спросил я.
– Так дело не пойдет, – сказал он.
– Я ошибся дверью. Вы же записали разговор.
– Ты ошибся со временем, а не с дверью. Господин Моцарт уходит на работу в семь утра, но сегодня он перенес дневную смену на ночную, потому что его супруга вернулась из командировки вчера вечером, хотя обещала вернуться сегодня днем.
– Да, – согласился я, – это повод, чтобы поменять смену.
– Они собирались вместе посмотреть новую квартиру.
– Давно пора.
– Значит, ты был у них? – Виттенгер поймал меня на неосторожном слове.
– Инспектор, предлагаю открыть карты. Вы, как гостеприимный хозяин, сделаете это первым. Насколько я понял, Моцарт пожаловался в полицию на то, что в его квартиру кто-то вломился. Он нашел подслушивающую аппаратуру, что с одной стороны делает ему честь, с другой – начисто опровергает наше участие. Мы не дилетанты. Нашу аппаратуру так быстро не находят, – и я снова оглядел кабинет.
Инспектор на это не отреагировал. У него, как и у меня, железная выдержка.
– Продолжай, – сказал он. – У тебя хорошо получается.
– Прокрутите запись. После Моцарта я отправился в квартиру в конце коридора. Пробыл там минут сорок. Что я там делал, вас не касается. Но мне нужна была именно та квартира, а не эта.
– Та, эта… Там вы оборудовали наблюдательный пункт, это очевидно.
Однако запись он не промотал.
– Вот, – сказал я. – Вот вам пример дилетантизма. Вы установили камеру только перед дверью. Куда я пошел, вы не знаете. А то, что мне знакомо имя Моцарт, так пусть это вас не смущает. На Фаоне его знает последний вапролок. Могу и вас просветить…