Усмирители
Шрифт:
Я покачал головой:
– Прошу прощения. Поверьте, и в мыслях не было паясничать. Я тоже знал Мэри-Джейн. Признаюсь, мимолетно.
Надлежало пожертвовать пешку и сыграть гамбит. Не нравилась мне миссис Хэндрикс, хоть убей; но говорила она вполне искренне. И казалось разумным поведать ей правду. Чистую правду, ничего, кроме правды, но не всю правду, а лишь крохотную частицу.
– Я появился в "Чихуахуа", чтобы повстречать Сару. Покойная, видите ли, работала для нас.
Большие, очаровательные, голубовато-серые глаза распахнулись, потом
– Работала для... Вы, ничтожество! Агент, вербующий проституток, или просто сутенер?
– Славно судите о младшей сестре, ничего не скажешь... Да, я агент. Но другого сорта. И Сара... виноват, Мэри-Джейн, служила агентом... Думали, она пляшет на этой помойке забавы ради?
– Нет, - произнесла Гейл.
– Я подумала...
– Что?
Гейл вздохнула:
– Что подумали бы вы сами, если младшая сестра бежит из дому... скажем, в предельно расстроенных чувствах и невменяемом состоянии? А несколько лет спустя узнаете: она выкрасила волосы и раздевается публике на потеху в ночном вертепе?
– Я просто подумал бы.
– Подумал бы! Некоторые друзья - замечательные, черт их побери!
– с вурдалачьим удовольствием намекали: прокатились, вот, по Хуаресу и в кабаре "Чихуахуа" повидали такое... Нет-нет, мы не вправе пересказывать! Хотя и стоило бы... Нет, извините, не можем! Вот я и уговорила Сэма отправиться в Мексику на пару. Просто не решалась идти в подобный притон одна. Сэм отказывался, брыкался, но я настояла на своем. Ты, говорю, задолжал ей - так имей честности каплю, заплати!
– Задолжал?
Слегка пожав плечами, Гейл пояснила:
– Обычнейший любовный треугольник - только внутрисемейный. Понимаете? Привлекательная старшая сестра - простите за похвальбу - и младшая: неклюжая, застенчивая дылда. И Сэм: высокий, приглядный молодой мужчина. Сперва он приударял за Дженни. То ли забавлялся, то ли на деньги ее положил глаз - после отцовской смерти нам обеим осталось немало. Но именно приударял - не более. А эта дурочка влюбилась без памяти. Увидела принца, распознавшего истинную красоту замарашки-Золушки...
Она внезапно прервала речь.
– Какая гадость... Какую мерзость я сказала! Дженни умерла час назад... Забудьте...
– Ничего не слыхал... Надо полагать, вы отбили Сэма у сестры. Дабы спасти заблудшую бедняжку.
Пожимать плечами, кажется, вошло у Гейл в стойкое правило.
– Возможно. Сама не знаю, чего ради. По благородным соображениям, пожалуй... Только Дженни застигла нас наедине - и врасплох. Понимаете?
Я кивнул.
– Подробности опускаю - вспомнить жутко. Думала, она пристрелит обоих. Размахивала револьвером... У Дженни был собственный револьвер. Она отлично скакала верхом, плавала, как рыба, стреляла, как заправский охотник...
– Дальше.
– Дальше, размахнувшись посильнее, сестра выкинула оружие в окно. От соблазна подальше. И поутру исчезла. Я разыскивала Дженни, как-то раз поймала в Нью-Йорке, попыталась навестить, но девочка захлопнула и замкнула дверь прямо перед моим лицом. Пришлось поневоле оставить
Гейл опять пожала плечами.
– А потом, через несколько лет, начали доноситься гнусные слухи о мексиканском кабаре, варьете... Как это правильно зовут?
Я ухмыльнулся.
– Ночным клубом.
Гейл разгневанно свела брови, но тотчас овладела собой.
– Остальному были свидетелем сами.
Сощурившись, она с изрядной расстановкой произнесла:
– Коль скоро вы правительственный агент, - я верно истолковала намек?
– предъявите что-нибудь впечатляющее и вполне убедительное.
– Значков и личных карточек мы не носим. Обладают неприятным свойством высовываться либо вываливаться в самый неподходящий миг.
– Прикажете верить на слово?
– Это значительно облегчило бы жизнь обоим.
– Уж вам-то наверняка облегчило бы!
– презрительно обронила Гейл.
– Только забываете об одной подробности. Я была очевидицей случившемуся. Мэри-Джейн вовсе не собиралась вам ничего передавать. И говорить не собиралась. Вы торчали рядом, она глядела на вас в упор, а потом отвернулась. Ко мне. Извольте объясниться, господин самозванец.
– Не объяснюсь, - ответил я. Ибо незачем. Гейл нахмурилась:
– Это как понимать?
– Очень просто. Прошу, когда предстоящая процедура завершится, иметь в виду: вам открыли чистейшую истину. Я действительно состою на секретной службе у правительства Соединенных Штатов. И попросил вручить мне известную вещь, равно как и сообщить сведения, переданные вашей сестрой. Агентом той же самой тайной организации, в которой числюсь я. Таковы факты. Вероятно, их не следовало излагать, и мне закатят хорошую, заслуженную взбучку, но все же кладу карты на стол и всепокорнейше прошу...
– Дражайший! Вы считаете меня прирожденной и непроходимой дурой? Поверить подобному безо всяких доказательств?
– О да, - вздохнул я.
– Вы - дура. Утонченная, хитрая дура, полагающая всех без исключения мужчин лжецами, боящаяся в критическую минуту положиться на чье-либо честное слово. Я дал вам последнюю возможность. Ибо чту память покойной Мэри-Джейн.
Гейл окрысилась:
– Господи, помилуй, это вы дурак! Прикажете верить незнакомцу, впервые встреченному в толпе отъявленного сброда? Бросившему друга на произвол судьбы?
– Не судите, и да не судимы будете. В особенности, не судите о вещах, в которых не смыслите ни черта. Если футбольная команда борется за победу, игрок намерен ударить по воротам, а где-то позади товарища сбивают с ног - что же, по-вашему, нападающий остановится, обернется и ринется подымать упавшего? Чушь!
– Разные вещи! Разные! Это... Не знаю правил вашей игры, но это ведь не футбол!
– Конечно. Только и вы - не мяч. Понимаете? Увы и ах, она понимала навряд ли. Я огляделся, ища нечто, почти неизменно имеющееся в гостиничных номерах. Обнаружить искомое удалось не сразу, но пристальное изучение комнаты убедило: изящно переплетенная Библия покоится в ящике скрипучего комода.