Усобники

Тумасов Борис Евгеньевич

И князь увёл Олексу.

* * *

К утру в келье сделалось холодно и сыро. Власяница, надетая поверх обнажённого тела, совсем не грела. Однако Дмитрий молился истово, отбивал поясные поклоны, а губы шептали слова молитвы. Лик у инока строгий. Он просил у Господа дать ему покоя душевного, забыть жизнь мирскую, простить вины его.

А в чём они, Дмитрий и подумать не осмеливался. Знал только: человек грешен от рождения, а отпустить

грехи, помиловать — в воле Бога единого.

Горит лампада перед образом, высвечивая всевидящие Божьи очи. Скрипнула дверь кельи. Молодой послушник, согнувшись, внёс охапку поленьев, сложил у печи. Долго возился, разжигая огонь. Бот пламя от лучинок перекинулось на дрова, и послушник вышел, чтобы вскоре вернуться с чашей воды и куском ржаного хлеба. Поставил всё перед Дмитрием и снова покинул келью.

Сколько молился Дмитрий, он не знал. Одно ведал: грехи свои земные замаливал.

Присев на краешек ложа, пожевал хлебушка, запил водой. И не хотел, ан вновь на мысль пришло, как сытно едал в Берендееве…

Не успел отогнать греховную мысль, как память привела его на Белое море, к рыбакам, когда они сетью выволокли множество сёмги. Мясо у неё розоватое, во рту тает. Этакую рыбицу Апраксеюшка любила, ела, прихваливала: «Ровно девка в соку…»

Перекрестился Дмитрий, прошептал:

– Господи, сызнова впал я в искушение. Плотское желание во мне превозмогло, одолело душу мою. Спаси меня, Господи…

День за днём инок Дмитрий жизнь свою судит. Хотелось справедливости, да всегда ли удавалось?.. Исповедается у игумена, будто облегчит душу болезненную, да ненадолго!

И опять становится князь Дмитрий, принявший схиму, перед святым образом, молится, поклоны отбивает. А из оконца кельи доносится шум леса, голоса птичьи. Мирская жизнь — она искушает Дмитрия.

Инок прикрыл глаза иссохшей ладонью, вздохнул. Неожиданно узрел Апраксию, какую в молодые лета повстречал здоровую, улыбчивую. И спрашивает она: «Ужели не забыл ты меня, князь Дмитрий?»

Он хочет крикнуть: «Как я могу забыть тебя, любимая!» Но ни слова, из горла лишь хрип, ровно стоп, вырвался.

Опустился на колени, заплакал:

– Боже, Боже, за что караешь меня? Призови грешного на суд Твой праведный!..

* * *

Непривычно Олексе в княжеской дружине: и годы у него малые, и воинские науки постигаются не сразу. А боярин, обучавший его бою, над ним потешался: то коня, будто ненароком кольнёт и тот взовьётся, сбросит Олексу, то ловким ударом саблю из рук выбьет. Гридням дай позубоскалить.

Увидел князь, пожурил боярина и гридней:

– Аль вы враз воинами родились? У отрока рука ещё нетвёрдая, да и на коне сидел ли? Вы вот так, как Олекса поёт и на гуслях играет, сумеете ли?

В трапезной стряпухи Олексу баловали, лучшие куски подсовывали. И Олекса год от года мужал, сил набирался.

Князь Даниил брал Олексу с собой, куда бы ни отправлялся. Без Олексы ни один пир не обходился.

В один из наездов в Тверь Даниил Александрович взял и Олексу. Здесь, в гриднице у князя Михаила Ярославича, Дарья впервые услышала голос Олексы.

Московский князь приехал в Тверь к двоюродному брату Михаилу жаловаться на великого князя. Немало обид накопилось на князя Андрея Александровича: и в полюдье в Московский удел залезает, и смердов из деревень свозит, а паче всего на Переяславское княжество зарится, ждёт не дождётся смерти переяславского князя Ивана. Об алчности и коварстве великого князя шла речь между московским и тверским князьями на пиру.

Кроме Даниила и Михаила в гриднице находились ещё несколько ближних бояр. Время от времени сидевший у самой двери Олекса, слегка касаясь струн, играл и пел. Зажигая свечи, Дарья заслушалась: уж больно голосист отрок.

В тот же день она увидела молодого гридина с гуслями за спиной. Отрок как отрок, ничем не выдался: ни ростом, ни осанкой, разве что глазаст и голова в льняных кудрях.

Прошёл гусляр мимо Дарьи, внимания на неё не обратил, на коня сел, следом за своим князем выехал за ворота детинца…

Теперь Дарья не скоро встретится с Олексой.

* * *

Однажды великий князь, остановив Любомира, велел сопровождать княгиню в её конных прогулках. Гридин удивился: он видел, как уверенно сидит княгиня в седле, — но князю Андрею лучше знать. Да и мог ли перечить Любомир своему господину!

Своенравная молодая княгиня, бывало, по полдня с конём не расстаётся. За город выберется и скачет бог знает куда, а Любомир от неё не отстаёт.

Вскоре гридин заметил, как поглядывает на него княгиня Анастасия. Поначалу смущался, потом привык. Да и чудно ему: с чего бы княгине так смотреть на гридина? Но вскоре поймал себя на том, что любуется красотой княгини. Испугался: ну как догадается княгиня Анастасия, пожалуется великому князю.

Но однажды случилось то, чего так боялся и о чём мечтал гридин в тайных мыслях.

В тот день княгиня выехала из города и поскакала просёлочной узкой дорогой, так что ветки деревьев хлестали по лицу. Конь княгини шёл широкой рысью, и Любомир опасался, как бы не засёкся тот о корягу. Гридин держался от Анастасии поодаль.

Неожиданно набежала туча и начал накрапывать дождь. Княгиня углубилась в лес, перевела коня на шаг, но вскоре остановилась, соскочила с седла, позвала Любомира, передала повод. Бросила коротко:

— Привяжи.

Гридин спешился, набросил поводья на сук. Анастасия обняла его, принялась целовать. Любомир не успел опомниться, как его корзно уже валялся на траве, и он, гридин, легко подняв княгиню, бережно положил её на брошенную одёжку…