Усобники
Шрифт:
Однажды митрополит явился в княжьи хоромы. Отрок торопливо распахнул перед ним двери, и Максим, постукивая посохом, вступил в палату. В ту пору князь вёл речь с тиуном Елистратом о запасах, какие остались с прошлого полюдья. Увидев митрополита, князь пошёл ему навстречу:
– Благослови, владыка.
Митрополит осенил его двуперстием, проделал то же с тиуном, после чего Елистрат удалился, прихрамывая, а князь молвил, указав на плетённое из лозы кресло:
– Садись, владыка, обскажи свои заботы.
Поправив рясу, митрополит сел.
–
– О-хо-хо, владыка, в мирских хлопотах дни пролетают.
– Не приступай к делам мирским, не воздав хвалу Господу. На тебя, князь, люд взирает.
– Люд? — Князь Андрей Александрович усмехнулся. — Люд, владыка, волком на меня косится.
– А задумывался ли ты, княже, отчего?
– Ужели мне о том размышлять?
– Стоило бы, князь Андрей. Прежде на вас, Александровичей, люд как на сыновей светлой памяти князя Невского смотрел, когда он вам уделы выделял. Но когда вы распри меж собой затеяли да татар на Русь наводить принялись и зорить её, а народ на поругание обрекли, за что любить вас?
– Дмитрий с Ногаем связался.
– А ты, князь, в Сарай дорогу протоптал. Слух есть, и ныне к хану намерился?
– Управы на Даниила и Михаилу искать. Они меня Переяславля лишили, а ведомо — я един, великий князь, на него право имею. Переяславское княжество от Владимирского повело начало.
– Мыслишь с татарами вернуться, кровью страх нагнать? Не суд расправу чинить?
Андрей Александрович насупился:
– За этим пришёл, владыка?
Митрополит вздохнул, поднялся:
– Беден народ наш, князь, обнищали и приходы церкви: скудны княжьи пожертвования. Припомни, великий князь, когда подавал ты на храм Господень? Ты хану отвозишь много боле, а всё для того, чтоб ордынцы твою власть поддержали. Как ответишь ты, великий князь, на Божьем суде за свои деяния?
– Я сам себе судья на этом свете, владыка. — Андрей резко вскочил.
– Гордыней обуян ты, великий князь.
Вскинув голову, митрополит не спеша покинул княжьи хоромы.
От Владимира до Суздаля великого князя сопровождали боярин Ерёма и десятка два гридней. До Боголюбова ехали берегом Клязьмы, затем дорога повернула к северу. Сначала она петляла лесом, но ближе к Суздалю вырвалась на равнину, где поля и деревни на открытом просторе далеко просматривались.
Ерёма ехал с князем стремя в стремя. Кони шли шагом, позванивая сбруей, и боярин думал о том, что быть у князя первым советчиком — честь большая, но и опасная. Эвон, как было с Семёном Тонгалиевичем. Ещё в Городце был он любимцем князя Андрея, и слух шёл, что это он подбил городецкого князя начать борьбу за великое княжение.
Когда о том проведал Дмитрий, то подослал к боярину убийц, и те жестоко расправились с Семёном Тонгалиевичем…
При мысли об этом у боярина Ерёмы холод гулял под рубахой: ну
В пути князь Андрей вспомнил, о чём у него был разговор с митрополитом, молвил Ерёме:
– Владыке бы Даниила воззвать к покорности, ан не поймёт Максим, что великому князю без татар не обойтись. Звать их, да не токмо Даниила, но и Михайлу Тверского проучить. Вишь, возомнил себя выше великого князя! Владыке бы сказать: «К смирению приведи их, князь Андрей Александрович, и другие князья за ними потянутся…»
– Воистину, княже. Эвон, как Фёдор и Константин хвосты поджали, когда надобно было меч на Даниила и Михайлу обнажить. Только бы дал Тохта воинов — князей кровью умыть и княжества их разорить. Они того заслужили, великий князь.
Кивнул князь Андрей:
– Сказывал митрополит о нелюбви ко мне русичей: татар-де я привечаю. Аль мне с князьями удельными в мире жить, ежели они против меня злоумышляют? Меч мой кровью не измазан, а в саблях татарских я не волей. Хан своих воинов посылает на Русь власть великого князя укреплять.
– Твою власть хан ярлыком закрепил.
– Верно, боярин Ерёма. А вон и главы собора завиднелись, поглядим, чем нас Суздаль порадует.
В безлесном плодородном ополье со времён первых князей встал Суздаль. Рубленый кремль на горке, у небольшой реки Каменки, впадающей в Нерль, хоромы и дома, торговые ряды и мастерские ремесленного люда, вал и ров, а над всем Суздалем высятся каменные церкви и собор Рождества Богородицы.
Посадские ремесленники на всякие дела тут горазды. Но особенно славен Суздаль искусными каменщиками.
Под горой, в зелени деревьев, Александровский монастырь, а в стороне обнесённая высоким тыном женская обитель с деревянными кельями, трапезной, рубленой церковкой и хозяйственными постройками. Монастырь малый, в нём десятка два монахинь и послушниц.
Подъехав к воротам, князь Андрей Александрович спешился и, передав поводья гридину, наказал боярину Ерёме:
– Жди меня здесь.
Войдя во внутренний дворик, великий князь осмотрелся. Тихо и безлюдно, будто и жизни здесь нет. Молодая послушница провела князя к игуменье. Пригнувшись под притолокой, Андрей Александрович вошёл в келью. В полумраке увидел Анастасию. Она стояла у налоя, спиной к двери, оглянулась, и князь смутно различил её лицо.
– Здрава будь, Анастасия, — сказал князь.
Игуменья глухо, но внятно выдохнула:
– Здрав будь, великий князь.
– Вот приехал глянуть на тебя, Анастасия.
– Здесь нет Анастасии, великий князь, здесь игуменья мать Варвара.
– Может, дозволишь присесть, мать Варвара? — чуть насмешливо спросил князь Андрей. — В ногах-то правды, чай, нет.
– Садись, великий князь.
Игуменья дождалась, пока князь уселся, сама присела на скамью напротив.
– Скажи, великий князь Андрей Александрович, что привело тебя сюда?