Успех
Шрифт:
В плотно населенном разнохарактерными героями романе Фейхтвангера образ Иоганны занимает одно из главных мест. Борьба Иоганны за свободу Крюгера является основным двигателем сюжета, придавая роману большую динамичность повествования и сообщая дополнительный драматизм действию.
Писатель проводит свою героиню по разным этажам жизни: вводит Иоганну в кабинет министра юстиции, в здание тюрьмы, сталкивает се с великосветским обществом, беззаботно развлекающимся на фешенебельном курорте, с людьми, стоящими у кормила власти, и теми, кого эта власть подавляет.
Иоганна вдумчиво и серьезно смотрит на открывающуюся ей пеструю панораму жизни, калейдоскоп событий, игру интересов. Но смутное, запутанное время, в которое она живет, распад социальных и моральных его устоев наложили отпечаток и на ее личность. Жизнь расставляет перед Иоганной
Иоганна презирает своих туповатых и ограниченных земляков за то, что они бессмысленно и жестоко расправляются с человеком, который не причинил им вреда. Она встает на защиту Крюгера не только потому, что он дорог и близок ей, но, защищая его, она защищает человечность.
В Тюверлене Иоганну привлекла его органическая благорасположенность к людям. Оба они — родственные натуры и одинаково смотрят на жизнь, хотя Иоганна лишена интеллектуальной рафинированности своего возлюбленного. Но она нравственно цельнее и сильнее Тювер-лена, которому не хватает жизненной стойкости — того, чем в изобилии располагает Иоганна. Именно она доводит до конца начатое ими вместе дело и добивается того, чтобы созданный ими фильм «Мартин Крюгер», рассказывающий о судьбе распятого реакцией человека, вышел на экраны германских кинотеатров. Гневный, обличительный пафос этого фильма привнесен в него Иоганной.
Как и Тюверлен, она думает, что действие, приносящее наибольший эффект и практическую пользу,— это обращение с нравственной проповедью к современникам, призыв к их совести.
К этому же выводу приходит и Мартин Крюгер, у которого было время поразмыслить в тюрьме не только над собственной судьбой, но и над долгом и местом человека в общественной борьбе своего века. Отделенный решеткой от мира, лишенный возможности реализовать свои идеи в действии, он влагает их в свои сочинения. Объективные условия его существования впрямую и вплотную столкнули Крюгера с жестокостью жизни, и те мысли, к которым Иоганна и Тюверлен пришли, защищая его свободу, рождаются у Крюгера из самого непосредственного опыта. Внутренне он становится бунтарем, теряя свои гедонистические иллюзии, которые составляли суть его воззрений до того, как его постигла жизненная катастрофа. Но бунтарство Крюгера, или, как полагает Фейхтвангер, революционность его вновь обретенных взглядов, по существу не выходит за пределы защиты принципов буржуазной демократии.
Идеалом общественного деятеля для Крюгера становится Франсиско Гойя — великий испанский художник, чье мощное реалистическое искусство развивалось под знаком идей французской буржуазной революции.
«Франсиско Гойя... безусловно был революционером»,— говорит Крюгер, противопоставляя взглядам Каспара Прекля собственное представление о революционности. Но именно потому, продолжает Крюгер, Гойя стал революционером, что «он острее всех других испытывал сострадание к людям и умел наслаждаться жизнью». Аргументация весьма примечательная. Действительно, бунтующая и скорбная человечность искусства Гойи, его блистательные портреты аристократов, фантасмагоричные офорты «Капричос», беспощадно правдивые, реалистические рисунки цикла «Бедствия войны» были полны ненависти к мертвящим все живое, косным силам старого мира. Творчество Гойи объективным своим содержанием служило прогрессу, хотя сам Гойя отнюдь не был революционером.
Крюгер, противопоставляя духовную широту, гуманизм и жизнелюбие Гойи мнимой узости революционеров, поступает как заурядный буржуазный либерал и впадает в догматизм худшего толка. Он не желает видеть, что те, кто восстает против капиталистического рабства, кто бесстрашно защищает свободу, действуют во имя любви к человеку, руководствуясь высочайшими нравственными идеалами.
Настойчиво и последовательно Фейхтвангер проводит в «Успехе» мысль о несовпадении революционного и гуманистического начал. Осуждая в своем полном напряженной борьбы идей романе темные стороны капиталистического мира, решительно и мужественно выступая против фашизма, ощущая
Написанный в 1933 году небольшой по размерам роман «Семья Опперман (Еврейские судьбы)» углубил антифашистскую тему «Успеха». Многие страницы этого произведения, написанного в роковой год торжества гитлеризма, принадлежат к лучшим образцам боевой антифашистской публицистики. Боль и тревога за будущее не только национальной немецкой культуры, но и всей культуры человечества пронизывает роман, хотя Фейхтвангер и выдвинул в нем на первый план вопрос о расовых преследованиях.
Герои романа, почтенные негоцианты и ученые обыватели, выбиты фашизмом из весьма комфортабельной жизненной обстановки. Их вера в незыблемость мира рухнула. Перед ними встала беспощадная альтернатива — или жить, борясь, или бесславно и бессмысленно погибать. Буржуа до мозга костей, Опперманы начинают искать пути борьбы, медленно, но верно отрешаясь от своей сытой буржуазности. Они ненавидят фашизм потому, что он угрожает их существованию и нарушил привычную для них «меру вещей», сместил все представления о нравственности, о человеческих правах. «Мера вещей», столь дорогая Опперманам, по существу тот же идеал облагороженной буржуазной демократии, в который верили Тюверлен, Крюгер, Иоганна Крайн, а с ними и сам Фейхтвангер.
Свидетели победы фашизма у себя на родине, Опперманы оказались в трагическом положении, ибо они лишь «видели то, что есть, но не умели сказать, что нужно сделать». Не знающие и не нашедшие реальных путей борьбы против фашизма, Бертольд и Густав Опперманы погибают. Но Густав пробует незадолго до гибели нащупать связь с теми, кто знал, «что делать». Это были сверстники Прекля, люди его склада души, ставшие подпольщиками.
Фейхтвангер не смог придать их образам художественной законченности, но он начал приходить к мысли, что но только слово, но и действие является знаменем времени, а идеи, вдохновившие Прекля, имеют силу большую, чем он предполагал, когда писал «Успех». Судьба гибнущих и погибших членов семейства Опперман была тому достаточно убедительным примером.
Перед второй мировой войной, когда уже была ясна расстановка сил на арене мировой истории, Фейхтвангер закончил роман об антифашистской эмиграции — «Изгнание», в котором возвращался к некоторым проблемам, намеченным в «Семье Опперман».
«Изгнание» написано под знаком слов Гете: «Умри и возродись». Немецкие интеллигенты-эмигранты — те, кто близок по духу Фейхтвангеру, как, например, главный герой романа музыкант Зепп Траутвейн — несли в сердцах своих нежную и глубокую любовь к той жизни, которую у них отнял фашизм. Но они знали, что их мир был слаб, неустойчив и упал под ветром событий, как подгнивший плод с дерева. Им предстояло или умертвить в себе прошлое, чтобы возродиться для новой жизни, или «скорбными гостями» пройти свой короткий путь по жизни, минуя главную магистраль истории.
Однако молодое поколение эмиграции — это убедительно показал Фейхтвангер — не может довольствоваться поздним опытом отцов. Сын Зеппа Траутвейна, угловатый и непримиримый Ганс, идет к коммунистам. Замкнувшийся в жгучей иронии, воспринимающий мир как покую трагикомедию, молодой поэт Гарри Майзель погибает. Другие юноши, не связанные с эмиграцией, но ощущающие накаленность общественной атмосферы, тревожную тишину предгрозья, или колеблются, или связывают свою судьбу с фашизмом. Но для положительных героев романа действие, борьба с фашизмом уже становятся непременным условием бытия. Даже Зепп Траутвейн начинает чувствовать старомодность своих убеждений. Но на чьей стороне историческая истина, кто прав — Зепп или его сын, какой способ борьбы с фашизмом более верен и результативен, чьи воззрения на историю и общество возобладают в битве идей, отражавшей битву социальных интересов,— Фейхтвангеру было еще неясно.