Успехи ясновидения
Шрифт:
Какая-то девочка, говорят, в какой-то гостиной настолько испугалась, его увидав, что громко спросила у матери:
– Это человек или нарочно?
В церковный садик на Кирочной - напротив дома, где нанимал (в первом этаже, конечно) квартиру - Апухтин выползал самым ранним утром: чтобы гуляющие дети не задразнили.
Беспомощное чудовище с разбитым сердцем.
Передвигался по городу только в карете.
Избегал общения с литераторами и с прочими такими личностями, от коих можно было ожидать, что рано или поздно им вздумается сочинять мемуары. В откровенности же не пускался ни с кем. Рукописи большей частью уничтожал. Напечатал очень мало,
Вот и гадайте, что же случилось с Алексеем Николаевичем в первой молодости, перед выпуском из Императорского училища правоведения - или вскоре после выпуска? Из-за кого махнул рукой на карьеру и на литературу и растратил оставшиеся тридцать лет и три года в салонной болтовне: вкрадчивый чтец-декламатор великосветских гостиных, а в мужской компании циничный неутомимый шут? Что необходимо - и невозможно - было забыть, какую горечь запить, заесть до отвала? Какую боль беспрестанно заглушать громкой остроумной скороговоркой - лишь бы стремительней превратиться из нежного мечтательного мальчика - в бесчувственный истукан?
"...Тотчас после обеда в клубе, с трудом, пыхтя и задыхаясь, добирался до первого карточного стола и садился на первое свободное место, ни слова не говоря и взяв карты в руки; партнеры знали его манеру, так же. молча подходили, один за другим садились, и Апухтин, не проронив с ними ни одного слова, даже не глядя на них, а часто даже не зная, кто именно они, вскрывал карты и начинал сдавать..."
Не снизойдя ни до малейшей попытки жить как взрослые, к пятидесяти трем он разрушился полностью.
"Всю последнюю неделю он был в спячке, изредка просыпался и тогда немедленно, не говоря ни про что другое, начинал декламировать Пушкина, и только одного Пушкина... Физически он страдал мало, ибо тело его умерло раньше головы".
...Лев Толстой обронил о поэте Апухтине: "совершенно бездарный". Вопиющая несправедливость, разумеется. Но, действительно, рифма и размер нужны были Апухтину скорее для аккомпанемента, и слово в его строке держится не крепче и весит не больше, чем в банальной цветистой фразе, это слово, так сказать, общего пользования. И если несколько стихотворений (из трехсот с чем-то - не более десятка) все-таки превосходны, - это, может статься, как раз оттого, что Апухтин был замечательный прозаик. (Лев Николаевич, наверное, и не подозревал о существовании таких вещей, как "Дневник Павлика Дольского" и "Между жизнью и смертью".) Но и остальные двести девяносто не до конца растаяли в сахарной воде старинного романса. Том Апухтина - собрание стихов и прозы - надолго, если не навсегда, останется одной из самых пронзительных русских книг: документ чувства, поглотившего личность и талант, - свидетельство, что точно бывает любовь сильнее жизни.
Неизлечимая болезнь; навязчивая идея; непоправимое несчастье; вечное поражение; покорно принять этот ужас как смысл собственной судьбы...
Черные мысли, как мухи, всю ночь не дают мне покою: Жалят, язвят и кружатся над бедной моей головою! Только прогонишь одну, а уж в сердце впилася другая, Вся вспоминается жизнь, так бесплодно в мечтах прожитая! Хочешь забыть, разлюбить, а все любишь сильней и больнее. Эх,Этот роман в стихах и прозе странно предвосхищает эпопею Марселя Пруста: сюжетом, характерами главных героев, даже некоторыми приемами повествования.
И биографии авторов загадочно похожи: каждый играл свою драму как водевиль, поощрительно и виновато улыбаясь хохочущим зрителям.
"Приезжаю я как-то к Апухтину как врач. Застаю у него одну весьма почтенную даму. На смену первой явились потом еще две. Когда все гостьи наконец уехали и я мог приступить к осмотру больного, зная, что женщины не слабость Апухтина, я заметил ему с улыбкой:
– А вас дамы все-таки любят и балуют?
– Да, - заметил скромно Апухтин, - хотя я лично тут ни при чем!"
ЕВАНГЕЛИЕ ЛЬВА
Лев Толстой - писатель неизвестный. Собрание сочинений - девяносто томов. Кто прочитал больше десяти?
До революции 1905 года последователям Толстого приходилось бежать из отечества. После Великой Октябрьской их истребили в местах заключения. Убежденная цензурой и полицией, что великий романист был чуть не до слабоумия скверный мыслитель, - Россия не успела даже перелистать его книги, проклятые церковью и государством.
Даже "Соединение и перевод четырех Евангелий" как бы не существует. "Это сочинение, - писал Толстой Черткову, - есть лучшее произведение моей мысли, есть та одна книга, которую (как говорят) человек пишет во всю свою жизнь".
Учение Толстого представляется неопровержимым. Ум и совесть - на его стороне. Другое дело, что слабость, именуемая гордостью, не дает додумать принятую мысль до чувства непреложного долга. Оттого, должно быть, современники Толстого и предпочли ему Маркса: Марксу можно верить, не ломая себя, а вмешиваться в жизнь других куда легче и соблазнительней, чем переменить свою.
Учение Толстого бессильно, потому что верно.
А что бессмертная проза осталась непрочитанной - каждый пожалеет в свой час.
"Вы все думаете, что вы стоите и что вам и тем, кого вы любите, следует всегда быть такими, какими они сейчас. Но ведь вы не стоите ни минуты, все вы течете, как река, все летите, как камень, книзу, к смерти, которая, рано или поздно, ждет всех вас".
РУСАЛКА В СЮРТУКЕ
Смерть чиновника
А незнакомые думали: человек в футляре. Заводная кукла из чеховских сумерек, персонаж без поступков, личность без судьбы, зато с порядочным трудовым стажем.
В 1879-м, двадцати четырех лет, сдав последний университетский экзамен, тотчас женился (на вдове с двумя детьми, чуть ли не сорокалетней; сентиментальный такой сюжет, провинциальный: помещица и репетитор - студент на летних вакациях; ночной сад, сирени, соловьи, все такое) - и с тех пор всю жизнь преподавал древние языки в разных гимназиях. В первое время лет, скажем, десять, то есть молодость напролет - до пятидесяти шести учебных часов в неделю. Однако же успевал писать полезные для коллег статейки в "Журнал Министерства народного просвещения" - и был в Министерстве замечен.