Успокой моё сердце
Шрифт:
– Я не могу этого знать, - он пожимает плечами, отчаянно на меня глядя, - и ты не можешь. В этом все дело.
Выдыхает. Берет трехсекундный перерыв.
– Белла, ты мне нравишься, - гладит мои пальцы, проводит по волосам во всю их длину, - если ты сомневаешься, что я тобой дорожу, это самый большой просчет, который ты допустила. И за вчерашнее…
Эдвард морщится, оглядывая мою ладонь с отпечатком слоника.
– Я прошу у тебя прощения. Я… вчера, когда ты ушла, я утром… Их нет больше. Все до единого в мусорном
– Ты выбросил?.. – улыбка сама собой расползается по лицу, а удивление, приятное, радостное удивление, выбрасывает из головы все негативные мысли.
– Да, я выбросил, - он кивает, будто сознаваясь в чем-то постыдном, - ты была права, без них тоже можно жить. Я научусь.
– Эдвард, - игнорирую жжение, сопровождающее это движение, игнорирую боль, которую оно вызывает. Обнимаю мужчину за шею, как можно ближе пододвинувшись к краю. Самый лучший аромат на свете заполняет легкие. Я дома. Я в порядке. Я счастлива. – Ты молодец, ты большой, большой молодец, ты ведь знаешь это, правда? Ты справишься, конечно справишься, мой хороший. Я не сомневаюсь.
Он немного расслабляется – то ли от моих слов, то ли от прикосновений. Намеревается ответно обнять, но, вспомнив про спину, убирает руку. Целует в щеку.
– Все самое плохое оправдывается любовью, - шепчет, спустя некоторое время, - я не хочу, чтобы это стало твоим или моим оправданием.
– Ты судишь неверно, - мягко осаждаю, утыкаясь носом в его шею, - правда, Эдвард. Любовь делает людей счастливыми. Это – высшая форма привязанности. Я просто… просто не могу больше ни без тебя, ни без Джерри жить. Я вас люблю.
Признаюсь в сокровенном. И теперь не страшно, ни капли.
– Нужно придумать для этого другое слово. «Любовь» не подходит.
– То есть, если я буду говорить другими словами, ты… не против?
– Белла, ты замечательная, - он ласково улыбается, с нежностью глядя мне в глаза, - ты столько всего сделала для нас… ты можешь говорить мне что угодно. И как угодно.
– Но «люблю» ты слышать не хочешь…
– Нет, - он вздыхает, - не хочу. Всего лишь не хочу.
– Ладно, - примирительно замечаю, окончательно успокаиваясь. Обида, горечь – все отпускает.
– Мне достаточно знать что то, что ты сказал, правда. Знаешь, говорят: о любви вслух кричать не принято.
Мой оптимизм его смешит.
– Я рад, что ты не сомневаешься, - честно произносит мужчина, - я не думал, что натолкну тебя на такие глупые мысли вчерашним разговором.
– Ты все исправил…
– Да уж… - Эдвард смущенно опускает взгляд, усмехаясь сам себе, касается глазами деревянной спинки - думаю, уже можно надеть обратно твою ночнушку.
– Думаю, да.
Он поднимает с другой стороны кровати мою одежду и, похоже, только сейчас замечает на простынях красные пятна. Их немного, но
– Что это? – недоумение так и сквозит в вопросе.
– Истонченные капилляры, - бормочу, нерешительно посмотрев туда же, - так бывает…
– У тебя шла кровь?
По-моему, мой ответ очевиден.
– Белла… - Эдвард выглядит потерянным, - это из-за меня? Когда началось?
– Не важно, уже все в порядке, - просительно протягиваю руку в его сторону, не желая ни вспоминать, ни думать о вчерашнем. Сегодня. Сегодня замечательный день. И если для нашего примирения, для объяснения нужно заново сжечь спину, я согласна. Хоть сто раз. По сравнению с тем, что было, эта боль ничего не значит.
– Ладно, утро вечера мудренее, - Каллен, мотнув головой (чувствую, мы ещё вернемся к этой теме), говорит будто сам с собой, занимая свое прежнее место возле меня, помогает тем же путем, что и прежде, надеть ночнушку, - засыпай.
– Я засну, - расслабленно улыбаюсь, закрывая глаза, - иди к Джерри. Он не должен спать один.
– Не должен, - медленно соглашается Эдвард. На мгновенье замолкает.
– Спокойной ночи, Belle, - желает, чмокнув меня, как когда-то папа, в лоб, - все хорошо.
Нечленораздельно бормочу свое согласие, удобнее устраиваясь на подушке. Мазь и вправду очень действенная. Тело уже не жжет так сильно, как раньше.
…Почти засыпаю. После ухода Эдварда слышу, как хлопает дверь, слышу его шаги по направлению к спальне… уже сдаюсь Морфею, как внезапно тот же хлопок, что и успокоил, убаюкивал, вытаскивает на поверхность из цветных сновидений.
– Ш-ш-ш, - замечая мое недоумение, ограничивающееся поворотами головы из стороны в сторону, шепчет Эдвард.
Тихонький скрип кровати. Чей-то вздох.
Наконец, сориентировавшись в темноте, вижу светлые волосы Джерома. Как раз на подушке напротив, но на достаточном расстоянии, дабы не потревожить мою кожу. Половина вытянутой руки.
– Вот теперь точно все в порядке, - удовлетворенно вполголоса произносит Эдвард, накрывая нас с сыном невесомой простыней, - а то мне надоело спать раздельно. Спокойной ночи.
Ложится рядом с сыном, довольно улыбнувшись.
– Спокойной ночи, - ответно улыбаясь, переплетаю свои пальцы с его и глядя на них обоих.
Все хорошо, это правда.
У нас все хорошо…
– Эдвард… - тихонько зову, чувствуя явное желание кое-что сказать, кое-что, пришедшее в голову от вида моего белокурого ангелочка, – по поводу Джерома… я никогда не сделаю ему больно.
Вспоминается деяние Ирины. Рассказ Каллена, пропитанный горечью и гневом… рассказ о поступке, не имеющем ни оправдания, ни смысла. О ненавистной мне женщине.
– Я знаю, - открыв глаза, мужчина с самым серьезным видом кивает, - поэтому в непредвиденном случае ты и будешь его опекуном.