Утешение для изгнанника
Шрифт:
— Ваш муж говорил, что видел подобные вещи, — сказал Исаак.
— Я невольно задаюсь вопросом — я всегда думала, что Гильем имел какое-то отношение к смерти моего мужа, и задаюсь вопросом, не могли он использовать Хустину для убийства.
— Чтобы избавиться от подозрений? — спросил врач.
— Но с какой стати, сеньор Исаак? Какую выгоду могла принести его смерть Гильему? Кому бы то ни было?
— Говорил вам когда-нибудь Раймон о собственности, на которую имел право?
— Сам он не говорил.
— Как он на это реагировал?
— Засмеялся и сказал, что у него нет желания копаться в прошлом, даже будь у него средства для этого. Что он доволен настоящим.
— Как думаете, есть какая-то правда в их заявлении?
— Не знаю, — ответила Марта. — Думаю, что даже если и есть, потребуются годы и немалые деньги, чтобы довести это притязание до суда.
— Очень может быть, что вы правы, сеньора Марта. Итак, что я могу для вас сделать?
— Не знаю, — ответила Марта. — Я отношусь с высочайшим почтением к вашему искусству, сеньор Исаак, но, честно говоря, думаю, что совет ярмарочной гадалки принес бы мне столько же пользы, как ваш, епископа или любого умного человека в городе.
— Вы имеете в виду сеньору Бернаду? — спросил Исаак.
— Нет, кого-нибудь из ее коллег. Думаю, Бернада в жизни никому не сделала добра.
— У меня есть предложение, — сказал Исаак. — Думаю, есть смысл потратить время на поиски вашей кухонной служанки.
— Кухонной служанки? — переспросила Марта. — Но она не могла иметь к этому никакого отношения. Уехала по меньшей мере за неделю до смерти Раймона. До того как он в первый раз заболел, и вы приехали помочь нам.
— Тем не менее, сеньора, эту служанку следует найти. Ее отсутствие могло быть кому-то на руку.
— Пау съездит за ней, — сказала Марта. — Кухарка знает, где она живет.
— Папа, что случилось? — спросила Ракель, выходя чуть попозже во двор и снимая вуаль.
— Ничего, дорогая моя.
— Должно быть, случилось. Ты выглядишь почти недовольным. Такое выражение иногда может быть у мамы, у меня, но не у тебя. Тебе нужно выпить чего-нибудь холодного.
Исаак рассмеялся.
— Признаюсь, я слегка недоволен. Мне недостает тебя рядом, чтобы я мог сказать: «Ракель, иди сюда и немедленно прочти мне это письмо».
— Письмо! Папа, что же сразу не позвал меня? Я бы тут же пришла. Скажи, где оно, я его тут же прочту.
— У меня в кабинете, на нем печать Низима из Монпелье. Думаю, оно касается его сына Амоса.
— Сейчас принесу, папа, — сказала Ракель.
Ракель удобно уселась, поглядела на конверт с печатью, как ее учили, казалось, очень давно, и сломала
— Папа, письмо очень короткое, написано на одной странице. Оно начинается: «Мой досточтимый коллега Исаак. После моего последнего письма, в котором я уверял вас, что мой негодник-сын отправится в Жирону, как только уладит дела здесь, с горечью вынужден сказать, что он не приедет совсем или по крайней мере в течение нескольких месяцев. Я сказал ему, что за это время вы, скорее всего, заключите другие соглашения, но, как бы ни хотелось ему учиться у вас, он упрямо отказывается уезжать в настоящее время.
Подозреваю — нет, знаю — что причиной тому женщина, притом не стоящая утраты такой возможности. Как наши дети, несмотря на всю нашу заботу о них, разрушают все наши планы относительно их успеха и счастья. Надеюсь, вы простите меня и моего несчастного сына за нарушенные обещания. Ваш, и так далее».
Ракель положила листок.
— Что будешь делать, папа? — спросила она. — И, пожалуйста, имей в виду, что я готова помогать тебе всякий раз, когда буду нужна.
— Пока что буду пытаться обучить Иону и полагаться на твою добрую волю, дорогая моя. И стану тайком наводить дальнейшие справки.
— Я думала, что пора бы нам получить весточку от Юсуфа, — сказала Ракель.
— Он не только очень далеко от нас, но и в государстве, которое находится в состоянии войны с нашим. Отсюда отправить письмо очень легко, поэтому мы тратим время и деньги, обмениваясь глупостями. В Гранаде он не может спросить, можно ли положить письмо в сумку королевского или епископского курьера.
— Тогда они, видимо, сберегают много времени и денег, — сказала Ракель, лениво обмахиваясь большим листом, сорванным с растения поблизости.
— Ничего подобного, — весело сказал Исаак. — У них курьеры скачут из города в город и отправляются в Магриб быстроходными галерами, а потом возвращаются. В этом отношении они совершенно такие же, как мы.
— Как там у них, папа?
— Красиво, дорогая моя. Наши сады, фонтаны и бани не могут достигнуть красоты тамошних. Иногда арабы добиваются успеха; но не часто. Они мастера в искусстве превращать пустыню в рай, где песни, ароматы, цвета и формы сочетаются, чтобы обратить помыслы человека к великим вещам — любви, красоте, небу.
— Значит, они лучше нас?
— Они совершенно такие же люди, как и мы, — оживленно ответил Исаак. — Но арабские архитекторы великие мечтатели. И творениями их можно наслаждаться. Надеюсь, Юсуф наслаждается. Он ценит красоту, и гранадский двор предложит ему вознаграждение за одиночество, которое он может ощущать.
— Интересно, увидим ли мы его снова, — сказала Ракель. Поднялась на ноги. — Ну, вот, я опечалилась, хотя собиралась помочь тебе. Что я могу сделать?