Утешение Философией
Шрифт:
V.3(v). Какая разрывает связь вещей
Причина, и какое божество
Меж истин двух войну зажгло? Ужель,
Чтоб слиться до конца бы не смогли
Столь правые в отдельности они?!
Но может, впрямь, раздора истин нет
И, обе верные, они хранят союз?
Ведь разум в тела темноте слепой
Не в состоянье без очей постичь
Вещей единство, связь всего познать,
Хотя всегда стремится человек,
Пылая страстью, правды знак найти!
Но знают ли, что знать хотят?
Зачем уже известное искать?!
Когда ж не знают, то — чего ж хотят?!
Чего не ведают,— зачем оно?!
Возможно ль за неведомым идти?
Сокрытую от глаза сущность форм
Невеждам не понять, пусть зрима даже им!
Кто к разуму небес причастен был,
Тот знает единичное и все!
Сокрытый в нас не все еще забыл
Наш разум,— заточенный в членах дух,—
Понятье общего [он] удержал.
Кто правду ищет,— нелегко ему,—
Он вещи познает, но охватить
Их сущность ведь не сразу всем дано.
Но, вспомнив только общее в вещах {164} ,
О
Сокрытое и явное в одно
Неразделимо!
V.4. Тогда она сказала: Издавна существует эта жалоба на трудности понимания провидения. Она была высказана еще Марком Туллием {165} , когда он описывал прорицания. Да и ты сам неоднократно сказывал в долгих исканиях. Но этот вопрос никогда не был растолкован вами достаточно тщательно и веско. Причина же неясности в том, что ход человеческих рассуждений не может приблизиться к простоте божественного предзнания, а если бы она каким-либо образом могла бы быть постигнута, не осталось бы места для понимания. Позднее я постараюсь это раскрыть и объяснить, но прежде изложу вопрос, волнующий тебя.
164
Но, вспомнив только общее в вещах — Боэций снова возвращается к платоновской концепции припоминания. Ср.: «Утешение», III, пр. III.
165
Речь идет о трактате Цицерона «О дивинации», I, 1.
Знаю, тебе кажутся не совсем убедительными те рассуждения, из которых следует, что предзнание не есть причина, с неизбежностью обусловившая появление чего-либо в будущем, а из того, что предузнанное не может не произойти? Если же предшествующее знание не увеличивает необходимости возникновения будущего, что тобой немного ранее подтверждалось, можно ли ожидать, что ожидание, что действие воли будет отнесено к разряду неизбежного? Действительно, предположим обратное, то есть, что не существует никакого предзнания, тогда разве подтвердится, что все, происходящее по воле человека, является необходимым? — Нет,— сказал я.
Представим теперь, что предзнание существует, но не сообщает вещам и событиям необходимости, тогда, полагаю, сохранится в неприкосновенности абсолютная свобода человеческой воли. Ты можешь возразить, что предзнание, хотя и не предопределяет с неизбежностью появление будущих событий и вещей, однако оно есть знак необходимости их осуществления в грядущем. Таким образом, даже если бы не существовало предзнания, появление чего-либо в будущем всегда содержало бы в себе необходимость, поскольку всякий знак то, что под ним скрывается, обозначает, хотя и не творит сущности обозначаемого.
Поэтому прежде всего следует показать, что все происходит с необходимостью, а предзнание есть знак этой необходимости; кроме того, если это не так, то ведь невозможно существование знака вещи, которая сама не существует. Установлено, что правильное доказательство, основанное на незнающем отклонений размышлении, должно состоять не из знаков и побочных доводов, но вытекать из согласия необходимых причин. Но как может быть, чтобы не произошло то, что было предопределено для появления в будущем? Это подобно тому, как если бы мы предположили, будто предначертанное провидением к появлению в грядущем не произойдет: но скорее нам следует сказать, что хотя оно и исполнится в будущем, однако не содержит в себе природной необходимости,— так, бесспорно, следует рассудить. Подумай, ведь и люди многое, еще до того, как оно свершится, предвидят своим рассудком. Вспомни, например, возниц, их действия, когда они управляют и поворачивают квадригу, и таким же образом посуди об ином. Разве поступать так, а не иначе, их заставляет необходимость? Нет. Не имело бы цены искусство, если бы все свершалось по необходимости. Следовательно, то, что произойдет в будущем, не является необходимым до того момента, когда происходит, а не обретя существования, не содержит необходимости появления в грядущем. Таким образом, существуют некоторые события, свершение которых лишено всякой необходимости. Я полагаю, никто не станет отрицать, что существующее в настоящее время прежде, чем возникло, было предназначено к возникновению; вместе с тем. Знание не делает неизбежным его существование в настоящем,— так и предвидение ни во что из того, что должно быть в будущем, не вносит необходимости. Ты можешь возразить, будто сомнительно, что для того, что может появиться или не появиться в будущем, существует некое предзнание. Для тебя это утверждение представляется полным противоречий, и ты полагаешь, если нечто предвидится, то ему присуща необходимость; если же необходимости не существует, ничто не предузнается и не может быть охвачено знанием, ибо лишено определенности. Предположение же, что события, свершение которых в будущем неопределенно, предусматриваются так, как будто они являются определенными, вытекает из невежества и не сообразуется с истиной. Ведь мнение о том, что не сообразно с действительным положением вещи, ты считаешь несовместимым с непогрешимым знанием. Это заблуждение является следствием того неверного мнения, что полнота знания зависит от сущности и природы самого познаваемого, в то время как, напротив, она больше зависит от природы познающего {166} . Возьмем один небольшой пример: одно и то же круглое тело по-разному воспринимается зрением и осязанием. Пользуясь зрением, мы на расстоянии воспринимаем все одновременно посредством истекающих из глаза лучей. С помощью осязания составляем о круге, прикасаясь к нему и по частям охватывая округлость. Сам человек не одинаково воспринимает предмет чувством,
166
Ср.: Фома Аквинский. Сумма теологии, I, q. 2, Зс; q. 12, 4с.
167
Божественный разум — в оригинале употреблен термин «интеллигенция» (intelligentia), вошедший затем в средневековую схоластику.
Но существует еще и более проницательный взор божественного разума [интеллигенции], который, превзойдя темпы вселенной, направляет свое острие на созерцание самой простой формы. Следует особенно вникнуть в то, что высший способ познания охватывает и низшие, но низший никоим образом не может подняться до высшего. Итак, чувство не в силах воспринимать ничего вне материи, и воображение не постигает общие виды, а рассудок не схватывает простоту форм, но божественный разум, как бы взирая сверху, воспринимает не только форму, но и судит о том, что за ней скрывается, и делает это таким образом, что одновременно постигает и собственную форму, которую никто иной постичь не может. Ибо ему доступны и общие понятия, познаваемые рассудком, и образы, постигаемые воображением, и то, что относится к области чувственного восприятия; но он познает не так, как рассудок, воображение, чувства, а как бы единым умственным взором прозревает форму всех вещей, иначе говоря, все провидит. Ведь и рассудок, рассматривающий нечто общее, не пользуясь ни воображением, ни чувствами, доступное им схватывает. Вот как рассудок определяет общее понятие: человек есть двуногое разумное животное. Это определение представляет общее понятие, однако каждый знает, что человек есть и то, что доступно воображению и ощущениям, но рассудок рассматривает человека не с помощью воображения или чувств, но лишь посредством присущей ему силы. Так же и воображение обладает способностью воспринимать и создавать образы предметов чувственного мира, но оно может обозревать чувственно воспринимаемое и без помощи чувств. Ты видишь, что в процессе познания все больше опирается на собственную силу, чем на природу того, что познается. И это справедливо: если всякое суждение есть результат действия рассуждающего, то с необходимостью вытекает, что каждый осуществляет присущее ему действие, исходя не из чужой, но из собственной силы.
V.4(v). Издревле славили старцев,
Ныне совсем забытых,
Вместе всходивших на Портик {168} ,
Знавших, что сущность предметов,
Образы тех материальных,
В душу извне проникают,
Стилем начертаны будто
Быстрым на чистой странице,
Что от помет всех свободна.
Ведь ничего не способен
Разум постичь, коль выводит
Все из своих лишь движений,
А пребывая в покое,
Он отражать лишь умеет
168
Старцев... вместе всходивших на Портик — речь идет о стоиках. Porticus по-гречески ????.
Образ пустой, как в зерцале.
Где ж понимание мира
Скрыто тогда в человеке?! —
Сила, что частности видит,
Знанье от тьмы отделяя,
Та, что опять собирает
Разъединение вместе,
Путь пролагая к вершинам,
Иль, до земли опускаясь,
Правду вздымает над ложью,
Снова к себе возвратившись!
Скрыта в ней, видно, причина
Мощная, много сильнее
Той, чей знак в ней оттиснут.
Силы души пробуждают
Чувства, живущие в теле,
К жизни зовет их сознанье,
Свет ли в глаза их проникнет,
Голос в ушах ли услышат.
Разум людской, пробудившись,
Виды простые предметов,
Запечатленных в знаках,
Сразу в движенье приводит
И, сопоставив их с формой
Внешней, родит представленье.
V.5. Если при чувственном телесном восприятии внешние качества предметов воздействуют на органы чувств, и проявлению жизненной силы души предшествует страданье тела, которое своим воздействием пробуждает деятельность и вызывает к жизни покоившиеся в душе формы {169} ; если при чувственном телесном восприятии,— я повторяю,— ум не испытывает страдания, но лишь судит, исходя из страдания, испытываемого телом, то насколько же выше те существа, которые, будучи свободны от телесных оков, следуют не за тем, что находится вовне, а во всем определяются к действию с помощью одного лишь ума. Таким образом, множество разнообразных форм познания соответствуют тому, сколько в мире имеется различных видов существ. Простое ощущение, .лишенное всех прочих возможностей восприятия мира, дано неподвижным животным, таким как морские моллюски и им подобные, обитающие на скалах. Воображением же обладают движущиеся животные, которым, как кажется, в некоторой степени присуща способность желать и отвергать. Рассудок же свойствен только человеческому роду, так же как божественный разум — только Богу. Отсюда явствует, что тот род познания превосходит другие, который по своей природе охватывает не только свойственные ему самому предметы, но также и предметы, свойственные другим родам познания.
169
Ср.: Платон. Тимей, 91е; 92с; Платон. Протагор, 320е, 321а.