Утешить Пейтера
Шрифт:
«Обещай, что мы поймаем мне брошку!»
Случалось, Анна, стоя перед зеркалом в коридоре, спрашивала Матсика:
— Скажи, Матсик, видно по мне, что я русалочка?
Матсик привык не принимать такие слова всерьез, но иногда она как-то уж очень задумывалась.
— Нет, ты скажи — видно?
Но сколько ни всматривались они в отражение, видели только знакомую Анну в джемпере, который всегда выглядел грязным, даже сразу после стирки. Старую знакомую Анну с немытой головой и чересчур большим носом. Чересчур большим его называла сестра, но мама возражала, что Анна еще дорастет до своего носа.
— А
Он удивлялся по-настоящему, и Анна снова смотрелась в зеркало.
— Но ведь это должно быть видно по мне! — говорила она. — Может быть, драгоценных украшений не хватает?
— И никакая ты не русалочка вовсе! — смеялся Матсик.
— Мне бы хоть одну брошечку! — вздыхала Анна.
И она выбегала вечером из дома, чтобы поискать рубинов и других драгоценностей. Никто не интересовался, чем Анна занята, как время проводит. Ребенок еще, что с нее спросишь, а у мамы хватало забот в больнице и дома при папе, который постоянно был не в духе.
И Анна почти все время проводила вместе с Пейтером.
Они говорили обо всем на свете. Например, о том, каким образом люди думают.
— Ну, правда, каким образом? — допытывалась она у Пейтера. — Может быть, мысли сами приходят? Если да, то откуда?
И Пейтер отвечал, что знает, каким образом люди думают, сумел догадаться, только объяснить это невозможно, каждый должен сам понять. Анна и так, и так упрашивала его рассказать, но все попусту. И как только он ухитрился найти ответ?
А иногда Анна вдруг чувствовала, что ей необходимо узнать что-то про Пейтера.
— Пейтер, — нерешительно произнесла она однажды, — тебя девчонки интересуют?
— Нет, — сказал Пейтер. — А тебя?
— И меня девчонки не интересуют, — ответила Анна. — И мальчишки тоже. Меня только жизнь интересует.
Она сама не знала толком, откуда у нее эти слова, но по лицу Пейтера сразу было видно, что они произвели на него впечатление.
А еще они говорили про драгоценности.
— Мне нужна брошь! — заявляла Анна.
Но Пейтер только фыркал в ответ, и она закусывала губу и больше не касалась этого вопроса. Только иногда. Совсем редко. Однажды сказала даже:
— Обещай, что мы поймаем мне брошку!
И Пейтер рассеянно ответил «обещаю», не вникая в ее слова.
Иногда по ночам она лежала и размышляла, куда могла подеваться мама Пейтера. Наверно, Пейтер тоже об этом размышлял. Ночи были такие светлые. При желании можно было прямо с кровати поглядеть на небо — не плывут ли там большие облака. И какое-нибудь облако оказывалось кораблем «Каштановый лист», ведь это был такой корабль, который ходил и по морю, и по небу. Иногда Анна вставала с постели и смотрела в окно из-за шторы, а однажды ночью ее неудержимо потянуло на улицу. Она прокралась мимо сестриного сапа и папиного храпа, беззвучно затворила дверь и только на лестнице натянула джинсы поверх ночной рубашки. Деревянные башмаки надела уже внизу в подъезде, где на нее неподвижно уставились кошка Карлессонов и никому не известный приблудный серый нот. Анна испугалась, опрометью выскочила из подъезда и пустилась бежать мимо новостроек вниз к морю, чтобы поискать там драгоценность, ведь единственное украшение, которое сейчас лежало у нее в кармане, — красные пластиковые бусы сестры Крокодилицы — в счет не
На что уж все дома притихли в белой ночи, а дом Пейтера был еще тише, и Анна, отворив калитку, прокралась на цыпочках в сад. Деревья и сиреневые кусты сладко дремали, все спало, только Анна не спала и не дремала. Да еще, возможно, Пейтер. Или он тоже спал? Ну нет, в чем, в чем, а в этом его нельзя было заподозрить. Не мог Пейтер спать в такую минуту, когда она закапывала красные бусы под дубом в саду его папы! Анна выпрямилась и стряхнула землю с пальцев.
Одно окно было приоткрыто. Окно Пейтера. Должно быть, он давно ее услышал, ведь на весь мир был слышен стук ее сердца. И шаги Анны, приближающиеся к окну.
— Пейтер! — прошептала она.
Ей пришлось несколько раз повторить его имя, прежде чем он показался в окне. В пижаме и без очков. Видно, он все-таки спал, судя по его сонному лицу.
— Я здесь! — шепнула Анна, прижимаясь к стене под окном.
Он не сразу заметил ее, потом перегнулся через подоконник.
— Ну, что?
В самом деле — что? Она думала так напряженно, что сердце перестало колотиться. Наконец Анна заставила себя произнести совсем небрежно:
— Ну вот, уже забыл. Мы же уговаривались поймать мне брошь!
Пейтер стоял и моргал, ничего не понимая.
— Мне хочется спать, — произнес он наконец.
— Давай, выходи!
Но Пейтер не хотел выходить. Анна возмутилась:
— Спать ему хочется! Честное слово, ненормальный какой-то! Весь в папу и в маму. Выходи, говорят тебе, это очень важно!
Она так рассердилась, что села на клумбу перед его окном, спиной к дому и к Пейтеру. Решила сидеть, пока он не образумится. Ждать пришлось долго, но в конце концов он все же вышел. Брюки свои не забыл надеть и очки нацепил, но вид у него был совсем заспанный. Стоит перед ней и зевает.
— Тебе обязательно быть таким сонным? — спросила Анна.
— А что я могу поделать! — ответил Пейтер.
— Пойдем искать мою брошь! — сказала Анна. — Помоги встать!
Она позволила ему взять ее за руку и поднять; днем о такой вольности не могло быть и речи.
Дальше надо было решить, где искать. Они спустились на пляж. Волны тихо плескались, катясь нескончаемой чередой. Пейтер постоял, глядя на море, потом сунул руки в карманы. Постоял еще, свесив голову, и вдруг передернул плечами, хотя ничего еще не было сказано.
— Ну, что, начинаем искать? — спросила Анна.
И они приступили к поискам — Анна у края воды, Пейтер за камнями. Он застрял там надолго, видно, что-то нашел. Сама Анна подобрала только пять жестяных колпачков на песке. Конечно, можно прицепить их к волосам, но Анна не такими представляла себе русалочьи украшения. И она пошла искать Пейтера. Он стоял за старым сараем у дороги, а нашел только круглую резинку, больше ничего. Узкую такую, аккуратную резинку, и Анна натянула ее себе на запястье. Потом им попалась баночка с надписью: «Крем для волос». Баночка выглядела старинной и драгоценной, но внутри нее не было ничего, не считая воздуха. Все же они не стали ее выбрасывать — вдруг окажется путеводной нитью в какой-нибудь детективной истории. Или же выяснится, что баночный воздух обладает особенными свойствами.