Утешительная партия игры в петанк
Шрифт:
Так говорят.
Счастье пусто, слашаво, boring[323]и всегда утомительно.
Счастье надоедает читателю.
Убийца любви.
Если бы автор обладал хоть крупицей здравого смысла, он бы прибег к эллипсису.
Как раз об этом подумал. Залез в свой Gradus:[324]
«Эллипсис. Пропуск слова
???
Только вот зачем опускать слова, необходимые для полноты повествования, когда именно их-то и не хватало?
Зачем отказывать себе в этом удовольствии?
Из стилистических соображений написать «Три недели в Ле Веспери были самыми счастливыми в его жизни» и отправить героя обратно в Париж?
И правда. Пять слов: самыми, счастливыми, в, его, жизни – и никакой неясности и неуверенности…
«И жил он счастливо, и было у него много детей».
Но автор артачится.
Хватит с него таксистов, семейных ужинов, писем-ловушек, разниц во времени, бессонниц, разочарований, проигранных конкурсов, грязных строек, инъекций валия/калия/морфия, кладбищ, моргов, праха, закрытых кабаре, разрушенных аббатств, отказов, отречений, разрывов, передозировок, абортов, ушибов, бесконечных расчетов, судебных решений и даже истеричных кореянок.
Хотелось бы тоже немножко травки…
То есть, простите, природы.
Что делать?
А что там дальше, в путеводителе по литературным приемам?
«Другие определения: 1. Эллиптическое повествование строго следует единству действия, опуская праздные эпизоды и концентрируя значимое в нескольких сценах».
Так, хоть на несколько сцен у нас право будет…
Спасибо.
Академия так добра.
Но какие предпочесть?
Ведь все вокруг это сплошные истории…
Автор не берет на себя такую ответственность. Отделять «праздное» от того, что им не является.
Чтобы не судить самому, полагается на восприятие своего героя.
Он доказал, что на него можно положиться…
Открывает свой блокнот.
В нем эллипсис мог бы быть римским амфитеатром, колоннадой площади святого Петра или пекинской оперой Поля Андрё, но уж никак не пропуском.
На левой странице чек из магазина стройтоваров, который они вместе с Кеном и Самюэлем посетили накануне. Чеки надо хранить обязательно. Это всем известно.
Что-нибудь да обязательно не заладится. Гайка не подойдет, гвозди не те… Что-то вообще забыли купить, а наждачки явно не хватит. Девчонки сердились, вытаскивали занозы…
На
И как раз для детей. И для Кейт.
Кейт, которая никогда не купалась с ними в реке…
– Тины много, – морщилась она.
Шарль – мозговой центр, Кен – исполнитель, Том – группа поддержки, на лодке охлаждал в воде бутылки пива, привязанные веревкой к уключине.
Втроем они смастерили замечательные мостки.
И даже трамплин на сваях.
Притащили с ближайшей свалки гигантские бочки из-под масла, на них положили сосновые доски.
Шарль предусмотрел даже ступеньки и перила в стиле «datcha russe», чтобы сушить на них полотенца и облокачиваться во время будущих соревнований по прыжкам в воду…
Соображал потом всю ночь и весь следующий день, забрался с Сэмом на дерево, и они перетянули с берега на берег стальной трос.
Что и отображено на третьей странице.
Странного вида скоба из перевернутого велосипедного руля скользит по тросу: так называемая «тирольская канатка» для детей.
В третий раз (!) съездил в СтройТовары и купил две лестницы понадежнее. Остаток дня провалялся со «старшими» на их шикарном деревянном пляже, подбадривая мартышек, которые пролетали у них над головами с криками «банзай!» и падали в воду.
– Сколько их тут? – изумился он.
– Вся деревня, – улыбнулась Кейт. Даже Лука с сестрой появились…
Не умевшие плавать были в отчаянии.
Правда, недолго.
Кейт не выносила детей в отчаянии. Пошла за веревкой.
Теперь не умевшие плавать тонули лишь отчасти. Их вытягивали на берег и, когда они очухивались и отфыркивались, разрешали вернуться обратно.
Собаки гавкали, лама жевала свою жвачку, водомерки переселялись куда подальше.
У кого не оказалось с собой плавок – купались в трусах, а трусы, намокнув, просвечивали.
Самые стеснительные тут же прыгали обратно на велосипед. Чаще всего возвращались уже в плавках и со спальными мешками на багажниках.
Дебби отвечала за полдники. She loved[325] плиту Агу.