Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости
Шрифт:
Боевое отделение танка Т-26, заводской номер 10344, бортовой номер 13
Эспадо рывком обернулся направо, к сиденью командира… По странной прихоти конструкторов «Виккерса», командир «шеститонного» танка являлся в бою и заряжающим…
Сандалов сидел, удобно устроившись на креслице, и с любопытством прилетевшего с Марса естествоиспытателя оглядывал в тускло-зеленоватое стекло «триплекса» окружающий батальный пейзаж.
— Т-щ-щ ген-рл! Пжлст! Снаря-я-яд! — С мольбой в голосе, отчаянно простонал красноармеец Эспадо. — Бронебойны-ы-ый!
Сандалов на минутку оторвался от своего увлекательного занятия и с искренним недоумением спросил:
— Зачем?!
— Танк! Немецкий!!! — выкрикнул Эспадо.
— Я понял, не тупее тебя. Немецкий танк. И что? — удивился генерал.
— Танк! Немецкий! Можно стрелять!!! — продолжал надрываться Эспадо.
— Зачем? — генерал вроде бы честно пытался понять то, что от него хочет этот странный танкист.
— Можно стрелять!!! — отчаянно крикнул Адольфо.
— Зачем стрелять, тупая твоя башка? В этой пыли и дыме он нас не увидит! — веско сказал Сандалов.
— Подпустить его поближе, да, товарищ генерал? — Эспадо показалось, что он разгадал замысел генерала.
— Не подпустить, а ПРОПУСТИТЬ! Пусть идет! — объяснил Сандалов и продолжил, постепенно распаляясь. — Что я, по-твоему, здесь для того, чтобы по танкам стрелять? Это не мое дело! Я две академии окончил! Ты, тварь, даже моего мизинца не стоишь, и тебе за сто лет не понять, что я здесь, в этом вонючем мусорном гусеничном ящике, делаю, о чем думаю! Понял?! А теперь заткнись, гнида черножопая…
За всю его недолгую жизнь красноармейца Эспадо никто ТАК не называл… Причем Это сказал не враг, не империалистический колониалист, а наш, советский товарищ генерал… Но Адольфо стерпел бы, если бы его любимый, до винтика лелеемый танк не назвали мусорным ящиком…
Негры от волнения не белеют. Они сереют…
И серый от гнева Адольфо сказал очень спокойно, тихо и внушительно:
— Снаряд. Бронебойный. Немедленно. Заряжай. А то я тебе левый глаз вырву! — А потом подумал секунду и добавил, — и съем!
И что-то было такое в его голосе, что товарищ генерал взвизгнул, непослушными руками вытащил черноголовый снаряд из укладки, едва его не уронив, и неловко сунул на лоток, а потом дослал, правда, как следует, по наставлению: «Со звоном!».
Затвор послушно и штатно лязгнул, а Эспадо приник к прицелу…
Нет худа без добра! Пока они с Сандаловым препирались, немецкий (а теперь это было отчетливо видно) танк приблизился уже на 150 метров. И судя по всему, он их до сих пор не видел!
Адольфо осторожно, как на сосок селянки, которой он оказывал на сеновале посильную помощь, нажал на кнопку электроспуска. Пушка коротко рявкнула и выбросила стрелянную гильзу. Остро запахло аммиаком, перша в горле и щипля глаза…
А Эспадо победно зарычал — как некогда рычал его дедушка, никогда им не виданный, Лопес Энрике Хименес Мария Пабло Эспадо, всаживая свою верную наваху в брюхо ненавистного белого плантатора…
Потому что немецкий танк — первый из увиденных Адольфо в эту войну — горел, горел, горел!
— Die fedorento aranha desagradavel! Damn seus antepassados e descendentes de desagradavel estupido! —
Это пришло откуда-то из глубины, из далекого, казалось, прочно забытого… Это был истинный голос его жаркой, пылающей крови!
У Эспадо еще звенело в ушах после выстрела «сорокапятки»… И поэтому негромкого хлопка ТК [91] он просто не расслышал. Безоболочечная мягкая пуля, выпущенная из коровинской игрушки, кстати довольно изящной, с хромированным покрытием и пластиковыми щечками рукоятки, с маркировкой «ТОЗ» витыми старославянскими буквами, выпущенная в упор, превратила его мозг в серую, чуть окровавленную кашу…
91
ТК — Тульский Коровина. 6,35-мм пистолет.
Превратила бы! Если бы Адольфо, ведомый инстинктом, унаследованным от своих далеких предков, охотников африканской саванны, беглых рабов, свободолюбивых жителей фавелл и бидонвилей, неосознанно не откинул бы назад голову. Обошлось оторванным наушником шлемофона. Но от второй пули в тесной коробке башни Эспадо увернуться бы никогда не смог, даже при всем знании капоэйры (названия, которого он, впрочем, и не слыхивал)…
Сандалов понял это, радостно улыбнулся и тщательно прицелился…
Вот за что я люблю плохих людей. Если хороший человек тебя задумает убить, то он просто возьмет и убьет, сам внутренне при этом тебе же и сострадая. Плохой же человек, перед тем как тебя убить, обязательно скажет какую-нибудь гадость. Товарищ генерал не был исключением.
Тщательно прицелившись, прищуривая левый глаз, он изрек:
— Прощай, черношкурый! Будешь знать, как генералам угрожать! — И нажал на спусковой крючок.
Но за долю секунды до этого неведомая сила дернула его вниз, и Сандалов провалился в отделение управления…
23 июня 1941 года. 14 часов 08 минут.
Днище отделения управления танка Т-26, заводской номер 10344, бортовой номер 13
— Ну кто же так душит! За яблочко, за яблочко его! — наставительным тоном и дребезжащим голосом противного меньшевика из замечательного фильма «Ленин в восемнадцатом году» подбадривал своего командира любящий хороший юмор мехвод.
Сам мехвод при этом крепко держал пациента за начищенные сапоги, чтобы тот не особенно трепыхался.
Милый дедушка Адольфа, негр Лопес Энрике Хименес Мария Пабло Эспадо, не числивший за собой ангельского смирения, давно бы не только удавил покушавшегося на него негодяя и кошона, но и уже зарыл бы его, и сплясал на его могиле зажигательную самбу. А его испорченный европейской цивилизацией внучок все сопел, копался, возился…
Наконец, товарищ Сандалов издал рокочущий звук. В танке, и так уже не благоухающем туберозой, стало пахнуть, как в хорошо и давно используемом ротном полевом сортире. Только, слава труду, хоть без малейших примесей креозота или хлорки.