Утонувший в кладезе
Шрифт:
И лишь Забава — да и то уже ночью, в постели — сумела совлечь с него эту муку.
8. Ныне: век 76, лето 3, вересень
Когда они покинули дом Клюя Колотки, на улицах уже начали зажигать фонари.
Курьер отправился к Порею Ерге с донесением о потерянном времени — эта информация никакой особенной защиты от лазутчика не требовала. К тому же она могла быть и дезинформацией.
Свет молча поглядывал в окно кареты и жалел, что он не фонарщик.
Вот уж работа так работа!
Едва вошли в дом, откуда-то появилась княжна Снежана. Наверное, специально подкарауливала гостей у окна. Поцеловала Сувора, сообщила, что младшие сестры уехали перед обедом и теперь, наверное, уже укладываются спать в пансионатские кровати. А потом обратила свое внимание на столичного чародея:
— Как, сударь, успехи?
— Лучше некуда, — сказал Свет, изо всех сил стараясь, чтобы настроение не проникло в голос.
Ему свое старание показалось достаточным, но Снежана тут же заявила:
— То-то вы злой, как собака цепная!..
О Сварожичи! — взмолился мысленно Свет. Ну что этой кикиморе нужно? От безделья, что ли, мается целый день, яд змеиный копит…
Но вслух лишь произнес:
— Оставьте меня, сударыня, в покое! Пожалуйста!..
Голос, правда, чуть дрогнул, и кикимора, по-видимому, уже хотела вцепиться в эту дрожь, но тут за гостя вступился Сувор, накинул на своевольную сестрицу стальной недоуздок. А потом и мамочка явилась сынку на подмогу.
Благодаря их совместным усилиям Свет остался галантным столичным волшебником, а норовистая кобылка по кличке Снежана была схвачена, скручена и не мешкая сослана в свое стойло. Опосля чего кобылкина мамочка спросила:
— Желаете вечерять, судари?
Судари, оказывается, желали. Да так, что Свет даже злобу свою позабыл.
Поднялись наверх, привели себя в порядок, переоделись, отдали слугам в чистку платье, спустились в трапезную.
Стол был уже накрыт. Во главе его восседала хозяйка дома. Этакий капитан на мостике семейного корабля… Хозяина в пределах видимости не наблюдалось.
— Надеюсь, судари волшебники простят моего супруга и княгиню Купаву. Супруг занят делами и не может составить нам компанию, а невестка отправилась навестить родителей.
Вестимо, судари волшебники князя Белояра Нарышку и княгиню Купаву простили. Во всяком случае, Свет даже обрадовался их отсутствию, потому как поддерживать хотя бы видимость застольной беседы не был расположен категорически. Похоже, хозяйка хорошо понимала состояние гостей, и ужин начался в молчании.
Но через пять минут в трапезной появилась кикимора.
— Мама, мне бы тоже хотелось разделить ужин с волшебниками.
Было видно, что маме-то подобного разделения вовсе бы не хотелось, но отказать девице — значило организовать при гостях еще один семейный скандальчик. Поэтому мать лишь
Дочь сделала вид, будто оного испепеления не заметила. Дождалась, покуда слуги отодвинут стул, села.
На ней было вчерашнее, открытое сверху платье, и Свет тут же поймал себя на том, что ему снова хочется начать вчерашнюю игру. Якобы, оголенные девичьи рамена неудержимо притягивают его взор…
К счастью, княжна уселась напротив матери, и, чтобы посмотреть на нее, надо было повернуть голову. А повернуть голову — не поднять глаза, такое движение вполне можно проконтролировать и вовремя остановиться.
— Краса моя, с какой это стати вы разоделись, аки на бал? — сказала княгиня. В голосе ее прозвучало явное неудовольствие.
Опосля подобного вопроса физиономии всех вечеряющих немедленно обратились в сторону «красы моей», и Свет тоже воспользовался представившейся возможностью посмотреть на оголенные рамена кикиморы.
Рамена выглядели отменно.
— А с такой! — Девица передернула предметами чародеева интереса. — Мне это платье больше нравится… И гостям, думаю тоже… Правда, чародей?
Чародей почел за благо отмолчаться.
— Молчание волшебника — тоже знак согласия, — заметила кикимора. — Брат, когда похороны Клюя?
— Завтра в полдень, — сказал Сувор. — На Смоленском погосте.
Кстати о похоронах, подумал Свет. Надо будет обязательно поприсутствовать. И не только для того, чтобы проводить убитого в последний путь.
— Вот уже и хоронят Клюя, — сказала княжна, — а преступник по-прежнему гуляет на свободе.
Свет поперхнулся и закашлялся. Прикрыв лицо салфеткой, выскочил из трапезной. Еще не хватало, чтобы эта ядовитая стервочка видела, как он мучается!..
Когда, наконец, справившись с кашлем, он вернулся, княжна возмущенно говорила:
— …ест нашу пищу, пьет наши лучшие вина, спит на нашей постели. — Она повернула голову в сторону вошедшего Света и смерила его ненавидящим взглядом. — Я имею в виду вас, сударь волшебник. Вас и вашего напарника. По-моему, вы не заработали сегодняшнего ужина.
Буривой Смирный сидел на своем месте с багровым лицом и смотрел в черное окно.
— Краса моя! — сказала княгиня. — Если вы не угомонитесь, на похороны завтра не поедете. Я вам обещаю!
Теперь Снежана смерила взглядом мать. И, похоже, убедилась, что та не шутит.
— Хорошо. — Она отложила вилку и встала из-за стола. — Я не только угомонюсь, я даже покину ваше изысканное общество. И не просто покину, а с превеликим удовольствием!
Она неторопко двинулась к выходу, надменно вздернув подбородок и намеренно громко шурша кринолином. Стоящий на пороге Свет был для нее пустым местом и потому поспешил убраться с дороги. Однако, проходя мимо, она вновь смерила его взглядом, на сей раз презрительным и насмешливым, и от взгляда этого сердце Света неожиданно сделало перебой. Он даже замотал головой. Но играть так играть…