Утонувший в кладезе
Шрифт:
— Попутного ветра в паруса, сударыня!.. — сказал он негромко.
Ответом сударыня его выходку не удостоила.
А потом снова начались хозяйкины извинения. Сыскник Смирный по-прежнему молча смотрел в окно (наверное, пока напарник сражался со своим кашлем, основная доза Снежаниного яда досталась брату Буривою), и потому активно принимать сии извинения пришлось чародею Смороде. Равно как и успокаивать княгиню.
Наконец извинения были приняты, а княгиня — вроде бы успокоена. Ужин опосля столь острых приключений продолжался в молчании и завершился достаточно быстро. Настроения, понятное дело, он ни Свету, ни Буривою не улучшил.
Когда волшебники поднимались в комнату Буривоя,
— Ну и девица, брате!..
— Та еще змеюка! — не скрывая раздражения, заметил Свет. — Яду в ней на семерых хватит!
— Да, неукротимая бестия! — В голосе Буривоя тоже явно прозвучало раздражение. — Чем будем заниматься завтра утром?
Будь я дома, сказал себе Свет, кое-чем я бы занялся прямо сейчас. Позвал бы Забаву… Впрочем, Забаву-то и звать бы не пришлось! Сама бы прибежала…
— Заутра пораньше, часов в семь, обязательно поедем в фехтовальное поприще, — сказал он. — Не ведаю, как вам, брате, а мне самое время браться за шпагу.
Буривой скрылся за дверью.
Свет наложил на нее охранное заклятье и, поразмыслив немного, отправился на поиски князя Сувора — надо было попросить карету для утренней поездки. Договорившись с молодым человеком, он двинулся к себе. И опять обнаружил на фоне зашторенного окна краски Перуна и Додолы. По-видимому, окно возле гостевой чародея Смороды казалось Радомире и ее любодею наиболее безопасным местом для свиданий. Самое странное, что оного чародея это по-прежнему совершенно не возмущало…
9. Взгляд в былое: век 76, лето 2, червень
Свет сидел за столом в своем кабинете и раздумывал над чистым листом бумаги.
Накануне он к столу и близко не подходил (то есть подходил, вестимо, но совсем с другими целями) — душа все еще пела от осознания сохранившейся Силы. Ныне же настроение было хоть вешайся. И не только из-за оборотной стороны Таланта.
В четверницу, сразу опосля аудиенции у Кудесника, он отправился к министру безопасности. Путята Утренник был откровенно доволен нынешним поворотом в судьбе чародея Смороды, улыбался и время от времени удовлетворенно потирал руки. Улыбки его были понятны и ежу — буде посейчас заполучить оного чародея для сыскных работ можно было, лишь обратившись непосредственно к Кудеснику Остромиру (а Остромиру, знамо дело, требовалось доказать, что конкретный сыск не пойдет далее без помощи Смороды), то теперь Свет попадал к Утреннику в прямое подчинение. Со всеми вытекающими из этого события последствиями… Честно говоря, Свет полагал, что опосля разговора с министром, опосля знакомства с предложенной работой он будет назначен на место сгинувшего Буни Лаптя. Будучи опекуном министерства безопасности, он мог бы продолжать труды и в родном Институте теории волшебства — хотя и не столь активно, сколь прежде. Однако Утренник тут же поставил его в пару к сыскнику-волшебнику Буривою Смирному и под завязку загрузил созданную структурную единицу текущими делами.
А ныне утром, едва Свет завершил свои фехтовальные единоборства с Гостомыслом Хакенбергом, курьер вручил ему срочный пакет из канцелярии Кудесника.
Официальная бумага, подписанная самим Остромиром, доводила до сведения чародея Смороды, что с этого дня и впредь, «в целях обеспечения надлежащей безопасности Великого княжества Словенского», он освобождается ото всех задач, кои решал в Институте теории волшебства. Преемнику дела надлежит сдать ныне же, крайний срок — первица послепаломной седмицы. Опосля чего с надлежащим тщанием поучиться качественной работе у Буривоя Смирного. Последних слов на бумаге, знамо дело, не было, но между строк они читались отчетливо.
Преемником оказался патлатый Тур
На новую работу Свет боле не поехал — проявлять надлежащее тщание ныне тоже не было ни малейшего желания. Связался с Буривоем Смирным, предупредил его и отправился прямиком домой. Там, не удержавшись-таки, сорвал черную злобу на Берендее. Пришлось извиняться… Потом наложил на двери спальни отвращающее заклятье и провалялся несколько часов в постели, размышляя, что за муха укусила Кудесника. Мухи этой он так и не отыскал и к ужину вышел мрачным как никогда.
Прислуга, похоже, уже обо всем откуда-то узнала и вела себя соответствующим образом. Даже Забава молчала, лишь покусывала губы да поглядывала с жалостью, ничем не показывая переполнявшего ее в последние два дня счастья. А может быть, также ощущала себя смертельно-несчастной. Кто в них разберется, в этих влюбленных девицах?.. Персями-то прикоснуться к плечу Света она все равно сумела.
Зря старалась, голубушка, — настроения ему это прикосновение не добавило. Наоборот…
После ужина он поднялся в кабинет, занялся тренировками Таланта. Однако скоро угомонился — энтузиазма не было и в помине.
Ему вдруг показалось, что сейчас откроется дверь, войдет Забава — и проблема решится сама собой. Вроде бы позавчера Забава помогла ему разрядиться…
Однако дверь не открывалась. А звать служанку для такого рода помощи было попросту унизительно. Это ведь не чай подать хозяину!.. И не осталось ничего, кроме как снова обратиться за помощью к сочинительству. В конце концов, чему быть — того не миновать!
Он сел за стол, обмакнул перо в чернильницу. Сейчас на бумагу ляжет первая, совершенно случайная фраза. Потом, в окончательном варианте текста, от проклятой этой фразы и следа не останется, но для того, чтобы творение началось, первая фраза должна быть обязательно случайной.
«Криста с вызовом посмотрела на свои босые ноги»… И совершенно не важно, отчего ее ноги оказались босыми. Как не важно и то, с какой стати она на них посмотрела и почему непременно с вызовом. Пока не важно… Потом, когда станет ясно, где она находилась и что делала, она, вполне возможно, и не станет смотреть на ноги. А вздумает, к примеру, счастливо улыбнуться сидящему напротив Твердиславу… Впрочем, нет, не Твердиславу, скорее уж Виктору. Это имя больше подходит к небылям о Кристе. «Виктор» с латинского — «победитель», и ему найдется кого победить. В жизни всегда находится кого побеждать, но об этом мы подумаем потом. А пока же — «Криста с вызовом посмотрела на свои босые ноги»…
Свет снова обмакнул перо в чернильницу, поднес его к бумаге. И понял вдруг, что не напишет сейчас эту фразу. Ни в коем случае!.. Вот какую-нибудь другую напишет. Запросто!.. Скажем, «Кудеснику Колдовской Дружины Остромиру от чародея Светозара Смороды»… Хотя он вовсе не собирается писать означенному Остромиру. Но — может. А вот про Кристу с ее босыми ногами и вызывающим взглядом — не может. Словно десницу его поразил вызванный чужим заклятьем паралич.
Странным оказался этот паралич. Отложить перо в сторону или почесать сим инструментом бровь он нисколь не мешал, а вот написать про Кристу…