Утопленник из Блюгейт-филдс
Шрифт:
Слова вырвались у Питта, прежде чем он успел подумать.
— Порядочные люди — это те, сэр, кто спит только со своими женами? — Он хотел, чтобы его замечание прозвучало наивно, но все же в его голос прокрался сарказм. — А как мне узнать, сэр, которые порядочные?
Этельстан уставился на него. Кровь прилила к его лицу и тотчас же отхлынула.
— Вы уволены, Питт! — наконец сказал он. — Вы больше не работаете в полиции!
Томасу показалось, будто его со всех сторон стиснул ледяной холод, словно он оступился и упал в реку. Инспектор сам не узнал свой голос, наполненный бравадой, которую на самом деле
— Быть может, сэр, так оно и к лучшему. Я все равно не смог бы достоверно определять, кого нам следует защищать, а кому можно позволить убивать друг друга. Я ошибочно полагал, что мы должны предотвращать преступления и задерживать преступников, насколько это в наших силах, причем общественное положение и моральные устои жертвы и нарушителя не имеют значения, — мы должны обеспечивать закон и порядок, «без злобы, страха и предпочтений».
Горячая краска снова нахлынула на лицо Этельстана.
— Вы обвиняете меня в предпочтениях, Питт? Вы хотите сказать, что я продажный?
— Нет, сэр. Вы сами это сказали, — ответил Питт. Теперь ему больше нечего было терять. Этельстан отнял у него все, что только мог отнять, и теперь у него не было над ним власти.
Суперинтендант сглотнул комок в горле.
— Вы меня неправильно поняли, — с едва сдерживаемой яростью произнес он, но уже тихо, внезапно снова стараясь взять себя в руки. — Временами мне кажется, что вы нарочно притворяетесь глупым. Ничего такого я не говорил. Я имел в виду только то, что Альби Фробишера и ему подобных рано или поздно ждет плохой конец, и мы ничего не можем с этим поделать — только и всего.
— Прошу прощения, сэр. Мне показалось, вы сказали, что мы не должны ничего делать.
— Чепуха! — Этельстан замахал руками, словно прогоняя саму такую мысль. — Я не говорил ничего подобного. Разумеется, мы должны прилагать все усилия! Просто это дело безнадежно. Неразумно тратить лучшие силы полиции на расследование, в котором нет никаких шансов на успех! Так диктует здравый смысл. Из вас никогда не получится хороший администратор, Питт, если вы не научитесь понимать, как лучшим образом использовать ограниченные силы, имеющиеся в наличии! Пусть это послужит вам уроком.
— Едва ли я когда-либо стану администратором, поскольку у меня нет работы, — заметил Питт.
Холодная реальность постепенно запечатлевалась у него в сознании. Сквозь первое потрясение начинало проглядывать беспросветное будущее. Это было по-детски нелепо, но ему к горлу подкатил клубок. В это мгновение Питт ненавидел Этельстана так сильно, что ему хотелось его ударить, избить до крови. После чего он выйдет из участка, где все его знают, и спрячется в сером унылом дожде, чтобы совладать с желанием расплакаться. Но только, разумеется, это желание возникнет снова, когда он увидит Шарлотту, и тогда он опозорится перед ней, показав себя слабым и безвольным.
— Так! — раздраженно фыркнул суперинтендант. — Ну… я человек не злопамятный… и готов закрыть глаза на это нарушение, если в будущем вы будете вести себя более осмотрительно. Можете по-прежнему считать себя сотрудником полиции. — Взглянув Питту в лицо, он поднял руку. — Нет! Я настаиваю, не спорьте со мной! Мне прекрасно известна ваша чрезмерная импульсивность, но я готов предоставить вам определенную свободу. У вас на счету отлично проведенные расследования,
Питт недоуменно заморгал. У него возникло ощущение, что суперинтендант обрадован таким исходом не меньше его. Лицо Этельстана все еще оставалось багровым, в глазах сквозила тревога.
— Вы меня услышали? — повторил он, повышая голос.
— Да, сэр, — ответил Питт, изображая некое подобие стойки «смирно». — Да, сэр.
— Вот и хорошо. А теперь уходите и занимайтесь своими делами. Убирайтесь!
Питт повиновался, однако, дойдя до застеленной ковровой дорожкой лестницы, он остановился, внезапно охваченный слабостью.
Тем временем Шарлотта и Эмили с воодушевлением продолжали борьбу.
Чем больше они узнавали от Карлайла и из других источников, тем более серьезным становилось их дело — и тем сильнее нарастал их гнев. В них крепло чувство своей ответственности, потому что судьба — или Господь Бог — избавили их самих от подобных страданий.
В ходе своей работы сестры в третий раз навестили Калланту Суинфорд, и именно тогда Шарлотте наконец удалось остаться наедине с Титусом. Эмили была в гостиной, обсуждая с хозяйкой дома новую информацию, а Шарлотта тем временем удалилась в кабинет, чтобы снять копии с документов, которые нужно было распространить среди других светских дам, желающих присоединиться к движению. Она сидела за письменным столом с откидной крышкой, выводя строчки аккуратным почерком, как вдруг, подняв взгляд, увидела перед собой довольно симпатичного подростка с золотыми веснушками, в точности как у Калланты.
— Добрый день, — вежливо поздоровалась Шарлотта. — Должно быть, вы Титус.
Она не сразу узнала его; у себя дома мальчик казался гораздо более спокойным, чем на месте для дачи свидетельских показаний. В его движениях больше не было того отвращения к происходящему.
— Да, мэм, — учтиво ответил Титус. — А вы подруга мамы?
— Да. Меня зовут Шарлотта Питт. Мы работаем вместе над тем, чтобы положить конец очень плохим вещам. Я так понимаю, вы знаете об этом. — Отчасти Шарлотта хотела дать мальчику почувствовать себя взрослым, посвященным в тайны; но она также еще не забыла, как они с Эмили частенько подслушивали за дверью, когда их мать принимала гостей. Сара же считала подобные занятия ниже своего достоинства. Хотя, конечно, им никогда не приходилось слышать ничего такого поразительного и щекочущего юношеское воображение, как борьба с детской проституцией.
Титус посмотрел на нее с открытостью, чуть приправленной некоторой неуверенностью. Он не хотел признаваться в том, что ничего не знает; в конце концов, перед ним была женщина, а он уже был достаточно взрослый, чтобы начинать чувствовать себя мужчиной. Детство с его обидами и унижениями быстро сдавало свои позиции.
— О да, — вскинув подбородок, подтвердил мальчик. Затем любопытство взяло верх. Упускать такую прекрасную возможность было нельзя. — По крайней мере мне известна определенная часть этого. Конечно, как вы понимаете, я также не должен забывать о своих занятиях.