Утопленник из Блюгейт-филдс
Шрифт:
— Конечно, — согласилась Шарлотта, откладывая перо. У нее внутри всколыхнулась надежда. Еще не слишком поздно — если только Титус изменит свои показания. Но только ни в коем случае нельзя было показывать ему свое возбуждение.
Сглотнув комок в горле, Шарлотта постаралась произнести как можно спокойнее:
— Времени нам отведено немного, и тратить его нужно с умом.
Пододвинув стульчик с мягким сиденьем, Титус сел.
— Что вы пишете? — Он был хорошо воспитан, а его манеры — безупречны. Его вопрос прозвучал как дружеский интерес, возможно даже, с оттенком
Шарлотта и так собиралась все ему рассказать — по сравнению с ее собственным любопытство Титуса было бледным и детским. Она скользнула взглядом по листу бумаги, словно напоминая себе, о чем там идет речь.
— А, это? Перечень заработной платы, которую люди получают за то, что распарывают на отдельные детали старую одежду, чтобы другие смогли сшить из них новые вещи.
— Зачем все это? Кому нужны вещи, сшитые из чьей-то ношеной одежды?
— Беднякам, у которых нет денег, чтобы купить новую одежду, — ответила Шарлотта, показывая мальчику лист, с которого снимала копию.
Титус посмотрел на нее, посмотрел на список.
— Но это очень маленькие деньги. — Он снова пробежал взглядом по колонке одних пенни. — Похоже, это не слишком хорошая работа.
— Совершенно верно, — согласилась Шарлотта. — На одну только такую зарплату не проживешь, и людям часто приходится заниматься чем-либо еще.
— Если бы я был бедняком, я бы определенно занялся чем-нибудь другим. — Мальчик вернул список.
Под бедняками он имел в виду тех, кому вообще приходится работать, и Шарлотта это поняла. Для него деньги были чем-то само собой разумеющимся — их не нужно было доставать.
— О, некоторые как раз и занимаются другим, — как бы мимоходом заметила Шарлотта. — Вот этому-то мы и пытаемся положить конец.
Ей пришлось подождать несколько мгновений, прежде чем Титус задал вопрос, который она и хотела от него услышать:
— Миссис Питт, почему вы боретесь с этим? По-моему, это несправедливо. Почему люди вынуждены распарывать старую одежду за гроши, если они могут зарабатывать деньги чем-то другим?
— Я не хочу, чтобы люди возились со старым тряпьем. — Теперь Шарлотта бесцеремонно употребила это слово. — По крайней мере, не за такие жалкие гроши. Но я также не хочу, чтобы они занимались проституцией, особенно если речь идет о детях. — Она помолчала, собираясь с духом. — И в первую очередь о мальчиках.
Мужская гордость не позволяла Титусу признаться в собственном неведении. Он находился в обществе женщины, которую находил очень привлекательной. И ему было очень важно произвести на нее впечатление.
Правильно поняв его затруднение, Шарлотта загнала мальчика в эмоциональный угол.
— Надеюсь, если выразить все так, вы со мной согласитесь? — спросила она, глядя в его открытое лицо. Какие же у него восхитительные черные ресницы!
— Даже не знаю, — запнулся Титус, и его щеки окрасились слабым румянцем. — А почему вас больше всего волнуют мальчики? Быть может, вы выскажете свои соображения?
Шарлотта с восхищением отметила, как ловко он все обставил.
— Ну, думаю, вы согласитесь, что любая проституция является отвратительной? — осторожно начала она, внимательно наблюдая за Титусом.
— Да. — Мальчик последовал за ее наводкой; его ответ был вполне очевиден.
— Но у взрослого человека гораздо больше опыта, и, следовательно, он лучше понимает, к чему может привести такое поведение, — продолжала Шарлотта.
И снова ответ подразумевался сам собой.
— Да. — Титус едва заметно кивнул.
— Детей же гораздо проще склонить к тому, в чем они не разбираются, последствия чего они не могут себе представить. — Шарлотта слабо улыбнулась, чтобы не казаться слишком уж напыщенной.
— Разумеется. — Мальчик все еще чувствовал отголоски былых обид: строгая гувернантка требует вовремя ложиться спать, не оставлять на тарелке овощи — и рисовый пудинг, каким бы отвратительным он ни был.
Шарлотте хотелось бы быть с Титусом помягче, не отнимать у него новообретенное достоинство взрослого мужчины, но она не могла себе это позволить. Ей предстояло сорвать с него это достоинство подобно дорогим одеждам, оставив его обнаженным.
— Вероятно, вы также не будете спорить с тем, что для мальчиков это значительно хуже, чем для девочек? — спросила она.
Титус покраснел, его взгляд наполнился недоумением.
— Что? Что хуже? Неведение? Конечно, девочки гораздо слабее…
— Нет, проституция — продажа своего тела мужчинам для самых интимных занятий.
Похоже, мальчик был окончательно сбит с толку.
— Но ведь девочки… — Краска сгустилась у него на лице при мысли о том, какую бесконечно деликатную тему они сейчас затронули.
Ничего не ответив, Шарлотта взяла перо и бумагу, что требовалось ей как предлог не смотреть Титусу в глаза.
— Я имел в виду, девочки… — Помолчав, он попробовал еще раз: — С мальчиками такими вещами никто не занимается. Вы надо мной смеетесь, миссис Питт! — Его лицо стало пунцовым. — Если вы имеете в виду то, чем мужчины занимаются с женщинами, просто глупо говорить о том, будто мужчины занимаются этим с мужчинами — то есть с мальчиками. Это же невозможно! — Титус резко встал. — Вы надо мной смеетесь, издеваетесь, как будто я ребенок, — и я нахожу, что с вашей стороны это очень нечестно — и очень невежливо!
Шарлотта тоже поднялась с места, горько сожалея о том, что ей пришлось унизить Титуса; однако выбора у нее не было.
— Нет, Титус, я над вами не издеваюсь, поверьте! — с жаром произнесла она. — Клянусь! Есть такие странные мужчины, которые отличаются от всех остальных. И они питают эти чувства по отношению к мальчикам, а не к женщинам.
— Я вам не верю!
— Клянусь, это правда. Существует даже закон, карающий за это. Вот в чем обвинили мистера Джерома — вы это знали?