Утренняя повесть
Шрифт:
Скоро начнется навигация, она уже, собственно, началась. Крепкие люди с коричневыми обветренными лицами будут скупо перебрасываться словами. И вся речная житуха, от верховья до моря, отразится в этих словах. Погрузка-разгрузка в портах. И какие нынче фильмы в Николаеве и Херсоне. И что нового возле Хортицы на Днепрогэсе… О том,
А если ты бредишь дальними странами, Африкой, Сингапуром, то ведь их лучше видно именно отсюда, с этого места. Даже ниточку протянуть можно. Днепр впадает в Черное море, а там — Босфор, Дарданеллы, Средиземное. Взрослые этого не понимают…
На прошлой неделе загорали мы на берегу. Разделись. Борис даже по щиколотку вошел в воду. А мы с Денисом стали лепить из мокрого песка русалку. Я уже хвост заканчивал… Мимо нас прошла пара. В руках у мужчины удочка и на шнурке рыба, как связка серебряных дирижаблей. Он и слова не сказал. А женщина, взглянув на русалку, произнесла:
— Ну и молодежь пошла! Голую бабу лепят.
Я раскрыл рот от удивления. А разве на русалке должен быть свитер?
Все-таки наши мамы отходчивы. Вечером мы снова сошлись у меня: Фимка, Борька Костылин, Денис. Вышли во двор. Солнце медленно пряталось за горизонт.
На улицах было празднично. Под ногами валялись резинки лопнувших разноцветных шаров. Возле Почтового сада мы встретили наших девчат: Асю Лесину, Людку с Ольгой.
И вдруг я заметил, что у Людки под комсомольским значком — белая целлулоидная подкладочка.
Значит, она нашла ее в тетрадке. И, конечно же, догадалась, кто туда положил.
Играть в шахматы, как Ботвинник
После первых грозовых дождей город стал неузнаваемо зеленым. Трава, листья — никакой тебе ритмичности, сплошная штурмовщина. Так и вымахивают, вымахивают!
Мы жили возле стадиона, и с утра я уходил туда. Воздух был прозрачен и свеж. Впервые я понял, что не только дышать — пить его можно. Сам он льется в легкие, глубоко-глубоко.
Денис решил тоже ходить на тренировки.
В седьмом часу он стукнул мне в окошко. Лицо его было сердитым.
— Вот, увязался, — Денис мотнул головой.
Перегнувшись через подоконник, я увидел Ростика, его брата.
Ростик был на пять лет младше, но тогда это нам казалось огромной разницей. Мальчишка забавный. Под темными дужками бровей два кусочка неба. Аккуратный чубчик. Веснушки, как у меня. А лицо круглое, будто циркулем прилежно описали окружность. Так и хочется дорисовать ко всему оттопыренные уши. Но уши у Ростика плотно прижаты к голове, а голова эта — на тонкой вертлявой шее.
Конечно, Денису не хотелось брать Ростика. Он способен на самые неожиданные поступки.
Зимой, помню, вышли мы на горку. У кого старые санки, у кого просто фанера. А Ростик, думаете, на чем скатывался? На деревянной подкове от унитаза…
Пошли мы как-то в кино. Честно стали в очередь за
— Отвяжитесь, гражданин, а то я щас кэ-эк врежу!
Все засмеялись. Мы благополучно взяли билеты. Ростик же укоризненно сказал Денису:
— Эх ты, яблоко раздора.
Меня это страшно удивило. Такой пацан, а такие слова произносит. Конечно, он вряд ли знал об их происхождении, о распре богинь Геры, Афины и Афродиты, — это в третьем классе не проходят, — но все-таки!.. Да и сам Денис мне подмигнул:
— Слушай, Серега, кто из нас старший брат, кто младший?
Впрочем, с ним он был всегда на равных. А мне это не удавалось. Я или сюсюкал, или покровительствовал, или поучал.
Вот и сейчас, ни к селу, ни к городу, спросил через окно:
— Ростик, кем ты будешь, когда вырастешь? Он малость подумал, почесал ухо.
— Буду, — сказал, — ночным сторожем.
Я, понятное дело, спросил, почему же обязательно ночным?
— Эх, Сережка-а, непонятливый ты. Ночью ведь что? Сплошная тишь. Гаснут огни. Ветер утихает. Все спят: люди, стрекозы, даже тигры в зоопарках. А сторож не спит, ходит — два шага туда, два обратно. И каждый звук ему слышен.
— Как поезда гудят, да?
Ростик насмешливо посмотрел на меня.
— Поезда!.. Как трава растет — слышно. Понял?
Я не успел сообразить, шутит он или говорит серьезно. Денис нетерпеливо вмешался:
— Слушай, парень, — проговорил он предельно сурово. — Возвращайся домой. Мы же на стадионе будем бегать… а ты?
— И я.
— Тебе нельзя, ты только что тяжелую ангину перенес. Что же ты там будешь делать?
Ростик подумал и ответил:
— Буду просто сидеть и улыбаться. Денис вконец раскипятился:
— Иди домой и улыбайся до упаду.
Ростик долу опустил два кусочка неба, повернулся, пошел… Мне жалко стало.
— Возьмем его, Денис? Пусть попасется на стадионной травке, а?
Но мой друг на этот раз был непреклонен.
Мы шли по влажному тротуару. Он подсыхал. Дома и деревья отражались серо-зелеными пятнами, расплывчатыми, нечеткими. Вокруг нас разливалось утро и ему, казалось, нет конца и никогда не будет…
У стадиона нам повстречалась седая женщина с черными кругами возле глаз. Она несла защитного цвета кислородную подушку. Денис нахмурился. И дважды оглянулся.
Пробежку мы начали сразу же от ворот. Потом прыгали — в длину, в высоту. Сняв майки, разлеглись на скамьях. Денис сцепил пальцы рук на затылке. Он смотрел в небо и философствовал.
— Вот, чувствуешь? Пролетела секунда… еще одна… еще…
Я стал смотреть по сторонам, будто секунды пролетают, как бабочки-капустницы; и их можно увидеть, а то и схватить за крылышки.