Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга
Шрифт:
Входит Серов и молча раскланивается, тут же приступая к приготовлениям к работе. У художника столь непринужденный вид, что ясно, ничто и никто его не стесняет, и Мария Федоровна, отступив к двери, невольно останавливается; Горький, усевшись по жесту Серова, оглядывается на нее, при этом рукой касается груди, словно желая остановить кашель.
С е р о в А, хорошо! Глядите на нее. Мария Федоровна, вы могли бы Пока остаться? М а р и я Ф е д о р о в н а Да, конечно. Здесь? С е р о в Нет, можете присесть. Подчистить нужно. Г о р ь к и й ( раскашлявшись) Простите. С е р о в Нет, не вам просить прощенья. Рабочих расстреляли, понимаю, ГлазаМария Федоровна проходит к выходу, а Горький, оглянувшись на нее, подносит руку к груди.
М а р и я Ф е д о р о в н а. Приятно было поговорить с вами, Валентин Александрович. Я бы охотно осталась здесь стоять, да у меня дела.
С е р о в. Алексей Максимович будет несомненно видеть ваш образ, и я буду ощущать ваше присутствие, Мария Федоровна.
М а р и я Ф е д о р о в н а (с улыбкой). Еще говорят, что вы молчаливы и не любезны.
С е р о в. У меня есть разные способы обращения с моделью для наилучшего результата. Ну-с, приступим.
Пауза.
Г о р ь к и й ( откашлявшись). Однако какая хитрая бестия этот Витте! Обошел всех - и японцев, и американцев.
С е р о в. А причем тут американцы?
Г о р ь к и й. Он повел себя в Америке, как конгрессмен, что метит в президенты, и всем понравился. Выходя из поезда, он шел к паровозу и пожимал руки машинистам.
С е р о в. Это высший царский сановник? Что ни говори, времена переменились.
Г о р ь к и й. Еще как! Самодержец всея Руси сидит в Петергофе, как пленник, а Россия охвачена всеобщей стачкой. Заключив мир с Японией, Витте теперь вообразит себя спасителем отечества, как Наполеон.