Утро ночи любви
Шрифт:
– Да что ты говоришь? – фальшиво удивился он.
– Я бы этого Робин Гуда... – сжал кулаки Феофанов.
– А она его описала? Эта... как ее?
– Капустина? Да она наполовину слепая! Говорит, высокий, здоровенный. Да ты глянь на нее! Кто для нее не высокий?
В этот момент открылась дверь, в нее просунулась лохматая голова:
– Александр Юрьевич, можно?
– Ты кто?
– Да свой я. Практикант.
– А... Заходи. Только дверь закрой. Слышишь – орут!
Лохматый парнишка поспешно закрыл за собой дверь.
– Чего тебе?
– Да я это... Насчет дачи.
Они переглянулись:
–
– Так у сестры там дача.
– Где там?
– Ну, в деревне, где теперь деньги раздают. Вот заявление...
– Вон! – вскочил разъяренный Феофанов. – Все вон!!!
– Так это... Раз его взяли...ну, Сергея...
– Убью!!!
Он едва успел загородить спиной перепуганного паренька и перехватить беснующегося Феофанова.
– Убью!!! – орал тот. – Всех убью!!!
– Деньги давай! – заорали в ответ за дверью. – Делиться надо!
– У-у-у! Менты поганые! Все себе! Хапают и хапают!
– Начальство давай!!!
Разобрались только к вечеру. Но встревоженные жители деревни, которые успели тут же, в милиции, провести сход и избрать старосту, сказали, что будут писать в газету и жаловаться самому Генеральному Прокурору. Начальник пообещал объявить Сергея-кидалу в розыск. А заодно и неизвестного, который посеял панику среди населения.
– Все, мужики, идите, – устало сказал подполковник Котяеву и Феофанову, когда толпа у его кабинета, наконец, разошлась. – По домам идите, хватит на сегодня.
– А ты говорил, заявления не несут, – сказал с усмешкой Андрей Котяев своему напарнику, кивнув на заваленный бумагами стол. – Смотри, какая активность населения!
– Да это ж липа! – возмутился Сашок.
– Липа, не липа, а требует хода.
– Разберемся, – мрачно сказал подполковник. – Кто взял, сколько взял.
«Это вряд ли», – подумал Котяев. Желание разбираться само собой пропало.
Машина Алины Вальман во дворе их дома не могла остаться незамеченной. Котяевы жили в старой, с насквозь прогнившими трубами пятиэтажке, давно уже требующей капитального ремонта, олигархи здесь не селились. Для людей со средствами в городе строились новые микрорайоны, где дома были кирпично-монолитные, а квартиры в них – улучшенной планировки. Но и цены тоже были улучшенные, такие, что простым смертным и не подступиться. А здесь было уютно, как в домашнем халате и засаленных тапках. На лавочках у подъездов сидели пенсионеры, они же в тени деревьев играли в карты или в домино, а под их присмотром во дворе играли дети. Здесь же на веревках сушилось белье, женщина в майке и тренировочных штанах энергично выбивала пыль из ковра, а прямо посреди дороги развалились две ленивые собаки. Они не лаяли, вообще никак себя не проявляли, пока во двор не въехала большая красная машина. И тогда началось!
Вскочили и залаяли собаки, прекратился стук костяшек домино, женщина в майке замерла с поднятой рукой.
Алина подъехала и позвонила ему по мобильному телефону, а пока он спускался, вышла из машины на виду у сидевших на скамейке сплетниц и стала напротив подъезда. Те открыли рты.
Собаки, оставаясь на почтительном расстоянии, продолжали
– А я тебе говорю, «Бентли».
– Не... «Ламборджини».
– Да ты почитай, чего написано!
– Ух, ты!
Алина молча улыбалась. Когда он вышел из подъезда, сделала пару шагов навстречу и подставила щеку, которой Котяев, смутившись, едва коснулся губами. Сегодня она была под стать своей машине: предметом роскоши. В коротком облегающем платье и белых сапогах под колено из тончайшей кожи. На глазах – огромные солнцезащитные очки. Все видели, что Алина приехала к нему, видели, как он поцеловал ее и как полез в ее машину. С одной стороны, момент триумфа, а с другой... Как непременно подумал бы Штирлиц, «это провал». Похоже, она сделала это нарочно.
– Что случилось? – спросила Алина, когда машина тронулась. – Ты чем-то недоволен?
– Теперь весь дом будет судачить! Им пищи для сплетен на месяц хватит!
– Разве тебе не лестно?
– В свете последних событий... – он тяжело вздохнул.
– А что случилось?
Он не выдержал и рассказал о Лехиной просьбе, Павле Андреевиче и о Капустиной. Алина расхохоталась:
– А чего ты хотел? Андрей, твой поступок, конечно, благороден, но ты забыл, в какой стране живешь. Это же наши люди.
– А наши люди выходят что, сволочи? – разозлился он.
– Нет. Это очень милые люди. Они просто испорчены мыслью, что большие деньги – это деньги обязательно халявные. Для большинства работа лишь прикрытие, а не основной источник дохода. Каждый ищет лазейки, ловчит, выгадывает, приспосабливается к обстоятельствам, иначе ноги протянешь.
– Ты-то откуда знаешь? Ты что, работала?
– Я занимаюсь бизнесом, не забывай. Есть белая бухгалтерия и, само собой, есть черная. Без этого не выживешь. Не расстраивайся так. Живи как все. В конце концов, это забавно.
– Что забавно? Воровать забавно? – ощерился он.
– Андрей, не передергивай. Случай забавный. Постой... ты, выходит, боишься, что тебя за руку поймают?
– Ну, я же взял.
– У кого взял? У этого... Боброва?
– Да, получается, что нет. У Павла Андреевича.
– Ну, за Павла Андреевича можешь быть спокоен, – усмехнулась Алина. – А Боброву никто не поверит. Да его еще поймать надо.
– Ловят бабочек, – нахмурился он.
– Старо. В смысле, старая шутка. Из какого-то фильма. Очень уж старого. С бородой.
– Старое не значит плохое.
– Тогда носи вещи из бабушкиного сундука.
– А при чем тут вещи? Я о вечном.
– Ах, о вечном... – протянула она насмешливо. – А не рано ты о вечном заговорил? Мы едем отдыхать или мы едем ссориться?
– Мне казалось, ты все понимаешь.
– Я понимаю. Понимаю, что тебе надо расслабиться. Завтра ты уже не будешь об этом помнить. И никто не будет. Мы едем веселиться!
Она рассмеялась и прибавила газу. Ух, какая это была машина! Лучше в ему никогда не ездить на таких машинах! Лучше и не знать, что они есть! На них смотрели все, и чуть ли не пальцем показывали. И пытались разглядеть: а кто ж так едет, в такой шикарной машине? И все-таки это был момент триумфа, а что касается разоблачения... Да кто его боится?