Утро ночи любви
Шрифт:
– Ты тоже этим занимаешься? – хрипло спросил он.
– Нет, – спокойно ответила Алина.
– А как ты развлекаешься? – спросил он, сделав упор на «ты».
Вместо ответа она поднесла к губам бокал с шампанским.
Тут вновь взвились огненные факелы, заиграла бравурная музыка. На этот раз вдоль помоста выстроились парни в набедренных повязках, все, как на подбор, мускулистые красавцы. На ринг выбежала коренастая женщина в боксерских трусах и топе, следом другая, постройнее и повыше ростом. Эта была настоящая красотка! Мужчины бешено зааплодировали.
Этот бой длился дольше, и Котяев, надо
И тоже на помосте была кровь. Он еще раз убедился, что бабы живучие. Уж как коренастая работала кулаками! Но ее соперница, мало того, что каждый раз поднималась, еще и пыталась ответить! Когда ее уносили, по помосту тянулся кровавый след. Все было всерьез, никакой бутафории. В это время мужчины в соседней ложе пили и с аппетитом закусывали.
Рефери поднял вверх руку коренастой. Тут же по винтовой лестнице начал спускаться шустрый паренек, посланный из самой дальней ложи.
– Вот этот товар всегда в цене! – заметила Алина.
– Какой товар?
– Ты видел, как она работает кулаками? – она всем телом повернулась к нему, глаза блестели.
– И она согласится?!
– Смотря, какие деньги предложат. – Алина посмотрела на крайнюю ложу. – Но думаю, да.
– Выходит, все продается?
– Абсолютно.
– А ты? – спросил он.
Вместо ответа Алина поднесла к губам бокал.
– Не верю! Нет!
– Это твое дело. Но сюда за этим и ходят: потратить большие деньги или заработать. Те, которые гордые и неприступные, сидят себе по домам, хлеб жуют, водой запивают. А это – аукцион. С одной стороны. А с другой – ярмарка тщеславия.
– Насчет твоей цены? – ощерился он. – Так есть она или нет?
– Есть, – спокойно сказала Алина.
– Вот как! Тогда, может, назовешь?
– Назову. Но не здесь и не сейчас.
– Я не понял... – он вытер мокрый лоб. Ну и духота здесь! – Зачем ты меня сюда привезла?
– Сейчас будет десерт.
– Десерт? Какой десерт?
И тут услышал до боли знакомую мелодию. Эта нехитрая песенка, озвученная приятным девичьим голоском, всю последнюю неделю раздавалась буквально из каждого утюга. Он сам невольно ее напевал, когда мылся в душе. Похоже, на небосклоне вспыхнула новая звездочка. Надолго или нет, неизвестно, но сегодня она везде, на всех каналах ТВ и обложках всех глянцевых журналов, ей платят большие деньги, о ней пишут, о ней говорят. И она здесь. Видимо, здесь все самое дорогое и востребованное на сегодняшний день.
– А теперь – танцы! – рассмеялась Алина.
И ему захотелось туда, на танцпол. После выпитых коктейлей, после кровавого зрелища, всех этих взлетов и падений, триумфов и унижений, при нулевом балансе, он почувствовал приступ безудержного веселья. Перевалило за полночь. И началась вакханалия!
Певичку сменила настоящая звезда, из гирлянды, ежегодно украшающей Новогоднюю ночь на первом канале. Ей даже подпевали.
Дальше все было как в тумане. Кажется, в соседней ложе кто-то танцевал на столе, среди тарелок с остатками еды и опустошенных бутылок шампанского. И кажется, это была девица с площадки, Мисс Первая Красавица этого закрытого ночного
Алина же только делала вид. Ему, по крайней мере, так казалось. Она смеялась, но глаза оставались холодными, пила, но не теряла над собой контроль, танцевала, но движения ее были сдержанными. Ему даже показалось, что она тут одна такая, словно бы над всеми, и что она не играет, ей и в самом деле все это неинтересно. Тогда зачем она здесь? Но мысль мелькнула, и тут же уступила место вихрю чувств: он опять что-то выпил.
А дальше... То, что было дальше, он потом припоминал с огромным трудом. Как выходили из клуба, как садились в ее машину, как поехали... Счет, кстати, помнил. Восемьдесят две тысячи двести тридцать рублей. Ну и на чай оставил, как она сказала, до ровного счета. До девяноста. Это без розового шампанского, которое оплатила Алина, может быть, оплатила что-то еще, он не знал. Деньги? Какие деньги? Все мысли о них остались за порогом ночного клуба, здесь же повсюду была одна лишь музыка, и тело подчинялось только ей, двигаясь в такт.
Очнулся он на мосту. Стекло было опущено, они мчались на бешеной скорости и поток воздуха такой силы, что скальп Андрея Котяева чуть не остался на мостовой, наконец-то привел его в чувство. Спросил хрипло:
– Где мы? Куда едем?
Она расхохоталась.
– Алина...
– Пошел третий круг! – прокричала она.
– Что?
– Садовое кольцо! Мы едем по нему в третий раз!
– О черт! Черт!!!
Была глубокая ночь. Машины, которые еще оставались на дорогах, завидев их, поспешно перемещались в крайний ряд. Они не ехали, летели, никто их не останавливал, и он вдруг подумал, что мечтал об этом всю свою жизнь: мчаться ночью, в никуда, на бешеной скорости, не соблюдая никаких правил, не думая ни о чем. Она словно угадала.
– Хорошо?!
– Что?
– Тебе хорошо?!
Он вдруг вспомнил Ваню Курехина, как тот лежал в траве, спокойный, мертвый, а от одежды пахло стиральным порошком. Он даже почувствовал этот запах. Здесь пахло стиральным порошком. Его затошнило.
– Останови!
– Что с тобой?
– Останови!!!
Эдик... Эдик правильно все понял, только понял это гораздо раньше. Это конец.
– Останови!!!!!
Завизжали тормоза. Он выскочил из машины. Побрел вдоль набережной, дыша часто-часто. Вроде бы отпустило. Она какое-то время медленно ехала рядом. Потом обогнала его, выскочила из машины и пошла навстречу. Когда они встретились, взяла за руку, заглянула в глаза и тихо спросила:
– Тебе плохо?
– Да.
– Ты, похоже, перепил.
– Похоже.
И тут его вывернуло наизнанку, как это бывает, когда переберешь. Он начал говорить. Говорить бессвязно, эмоционально, и, естественно, полную чушь. Потом он не мог вспомнить, что именно говорил. Это был поток сознания, не разделенный никакими знаками препинания и без всякого смысла. Алина терпеливо ждала, когда он придет в чувство. Не перебивала. Наконец он выдохся и попросил:
– Поехали домой. Только медленно.