Утро под мертвым небом
Шрифт:
Снова потекли слезы. Не от злости или смятения, а потому что я ужасно себя чувствовала. Мне не нравилось врать им, и мне не нравилось, что они так ко мне относятся.
Слезы катились по щекам, но я старалась держать себя в руках.
– Мне очень жаль, - сказала я, чувствуя себя невероятно беспомощной.
– Просто… иди, Перри. Нам с твоей мамой нужно о многом поговорить, - сказал отец, отвернувшись от меня. Словно он не мог больше смотреть на меня.
Я всхлипывала, вытирала слезы рукавом, пока шла по ступенькам. Все расплывалось перед глазами.
Я несколько минут плакала в одеяло, задыхаясь и всхлипывая. Ада гладила меня по спине, и я была благодарна за поддержку.
– Родители не понимают, - сказала я в одеяло, голос был приглушен.
– Что?
– спросила она.
Я перевернулась на бок и слабо улыбнулась.
– Что Уилл Смит не так прост.
Она растерялась из-за моей фразы со времен школы.
– Не важно. Мне жаль, что они узнали.
– Они поняли, что ты знала?
Она кивнула. Конечно, она плакала. Они обвинили ее в том, что она врала, прикрывая меня. Я чувствовала вину за то, что втянула ее в это, в ложь. Я так ей и сказала.
– Все хорошо, - сказала она, облизнув палец и стирая следы туши со щек.
– Они ругались. Папа наговорил много страшного.
– Мама, думаю, тоже не ангелом была, - отозвалась я.
Она склонила голову.
– Вообще-то… мама за тебя заступалась.
Я села.
– Правда?
Мы с мамой не были близки. Никогда. И ощущение, что она боялась меня… оно появилось не просто так. Я всегда чувствовала, что мама относится ко мне с осторожностью, тревожась за себя, а не меня.
– Ага. Говорила, что это может привести тебя к чему-то хорошему. Шоу. А не ложь про работу. Она даже сказала папе, что не важно, что у тебя нет работы, ведь ты живешь дома.
Это не было похоже на маму.
– Уверена?
Она пожала плечами и встала с кровати. Она посмотрела в зеркало.
– Не знаю, так она сказала. А потом папа накричал на нее. Сама знаешь, всякие глупости. И я убежала, пока могла. И потому я говорила тебе, балде, не приходить.
И что мешало написать чуть больше? Я не сказала этого. Она уже много для меня сделала.
Она посмотрела на меня.
– Так что будешь делать? Что скажешь Дексу?
Декс. Черт. Я впервые забыла о нем.
– Ты позвонишь ему?
– она села рядом со мной.
– Я не могу ничего решить, - сказала я, хотя знала, что придется что-то ему говорить. Мы должны были встретиться в Сиэтле в пятницу.
Всего было слишком много. Голова кружилась, и я рухнула на кровать, закрыла глаза, мечтая закрыться от всего.
– Хочешь, чтобы я написала ему?
– спросила она.
Я вздохнула.
– А ты можешь?
Она вытащила телефон из кармана моего пальто.
– Здесь же только один Декс?
Я кивнула.
– Хорошо, как мне писать? Прости, чувак, я ухожу. Навеки… - закончила она драматически.
– О, дай сюда, - нетерпеливо
Я написала первое, пришедшее в голову:
«Плохие новости. Родители запрещают участвовать в шоу. Мне очень жаль. Я попытаюсь переубедить их, но ничего не обещаю. Мне очень жаль».
Я не сразу нажала «Отправить». Слова казались отговоркой. Но я нажала и отбросила телефон. Я закрыла глаза руками.
– Ох.
Я прождала несколько секунд, а потом нервно посмотрела на телефон. Он был без звука.
Ада проследила за моим взглядом и заглянула в телефон.
– Ничего, - сказала она и посмотрела на меня.
– Что тебя больше расстраивает? Потеря шоу или Декса?
Вопрос испугал меня. Он был очень точным.
– Ты теперь моя совесть?
– Раз прежней нет, я… - начала она с ухмылкой.
– Заткнись, - прервала ее я.
– Эй, - она ударила меня по ноге.
– Ты у меня в долгу, балда.
– Знаю, - я хотела избежать вопроса. И все же сказала.
– Оба варианта.
Это было правдой. Я боялась потерять шоу, потому что все происходило из-за меня. Это помогало мне жить, поддерживало уверенность, странное чувство важности, и я чувствовала, что мне это суждено. Я словно должна была делать это (делать хоть что-то) после лет поисков чего-то, в чем я буду чувствовать себя уверенно или даже лучше многих. Я не хотела уходить.
И Декс. Я не могла отпустить его. Не секрет, что он мне нравится, как бы я ни старалась погасить чувства или пытаться думать логически. Я любила его. Я толком его не знала, но любила то, что знала. Это сводило меня с ума, словно книга, которую не можешь перестать читать, чтобы узнать, чем все кончится, угадал ли ты. Мысль потерять его, хоть он был лишь напарником, причиняла боль. Серьезно. Чем больше я думала, тем сильнее сердце сжималось. Я прижала ладонь к груди, чтобы успокоить его.
В больших голубых глазах Ады была жалость. Она знала. Мне не нужно было ничего говорить. Нас окутала тишина, я затерялась в своих мыслях, а она - в своих.
– Все станет лучше, - сказала она вдруг.
Мне хотелось верить в это.
– Хорошо быть юной оптимисткой.
– Ты тоже молода.
– Но мне уже не пятнадцать. В пятнадцать я думала, что я непобедима. Не говорю, как потом все плохо обернулось, не о том речь.
Она промолчала и посмотрела на телефон. И нахмурилась. Я поняла, что пришел ответ.
Она дала мне телефон. Я не хотела смотреть. Я вернула телефон ей.
– Прочитай. Но не говори, что там, - сказала я.
Она читала. Я изучала ее лицо. Уголок ее рта дернулся. Плохо дело. Мне стало не по себе.
– Что там?
– спросила я.
– Ты просила не говорить!
– Все плохо, да? Он злится?
– Ох, похоже. Говорит: «Шутишь? Тебе пора повзрослеть и научиться управляться с родителями. Это смешно».
– Боже, - выдохнула я и забрала телефон. Она не врала и не приукрашивала.