Утро в раю (очерки нашей жизни)
Шрифт:
Вот уж воистину слышал звон. Может быть, для жителя российской глубинки «бумажки перебирать за 1 евро в час в муниципалитете» покажется ужасным. А если к этому евро прибавить оплачиваемый тем же самым муниципалитетом проезд на общественном транспорте, медицинскую страховку на всю семью, оплачиваемую квартиру со всеми удобствами и обстановкой? И это не всё. Ещё прибавьте ежемесячно выделяемые деньги на питание и одежду семьи, а в случае, если дети захотят заниматься в какой-либо спортивной секции (вплоть до фигурного катания и тенниса!), то ведь и это оплачивается. И не важно кто ты: местный немец, потерявший работу, курд из Турции, еврей из Украины или «русак», как почему-то именует немцев из России Андрей Рябцев.
Продолжим цитирование. «Я тоже работал! — встрепенулся Игорь (супруг Елены Гринь. — А. Ф.) и пожалел, неохотно пояснив: — Сначала нелегально. Собирал валики для конвейеров. В другой фирме на стальные двери наносил специальный раствор. Платили паршиво, но до тысячи евро получал». Но не спешите, уважаемый читатель, утирать скорбную слезу по поводу трагичной судьбы Игоря Гриня. Поясняю: работал он «по-чёрному», то есть получаемая им тысяча была весомой прибавкой к уже оплачиваемой квартире, страховке, деньгам, выделяемым на питание семьи, и т. п. «Там выгоднее не работать, — без улыбки усмехается Лена. — Валяешься дома и объедаешься дешёвыми йогуртами — платят „социал“. Если вкалываешь — получаешь вдвое меньше, чем немец, который стоит на производстве рядом с тобой. Но разницу между „социалом“ и заработанным тебе аккуратно компенсируют. Так и эдак получаешь 1200 евро». «Из-за того, что у вас образование неподходящее?» — участливо интересуется московский журналист. «Из-за того, что мы — русаки. Так называют всех, кто приехал в Германию из России и бывших соцреспублик. Местным немцам ведь без разницы — Казахстан, Сибирь, Узбекистан. Мы для них все из России».
Да, согласен, в Германии зарплата новичков, как правило, ниже той, что получают ветераны. Но дело тут не в национальности, вероисповедании и даже сексуальной ориентации, а в квалификации и выслуге лет. Это я объясняю Андрею Рябцеву, вдруг пригодится, если снова решит писать о российских немцах. Кстати, семью Гринь, если и можно назвать «немецкой», то с большой натяжкой. Сам Андрей, как следует из очерка, к российским немцам отношения не имеет. Ни малейшего. А вот что рассказывает о себе Елена: «Моя бабушка противница всего немецкого. В Казахстане я не могла поступить в вуз из-за фамилии — такое даже в конце 80-х было! Бабушка ходила и доказывала, что мы не немцы». Хм, бабуля теперь живёт в Германии, возмущается, что ей не платят пенсию как вдове репрессированного русланддойче! «Мы пытались себя как-то привязать к Германии, — продолжает Елена, — родили там „коренного немца“. Димку. Поощряли Дашу с Полиной, чтобы они учили немецкий. И всё равно не удалось прижиться».
Андрей Рябцев поясняет почему: «Из 25 человек, с которыми Лена занималась на курсах, нормально устроились только двое. Один — парень, который отлично разбирается в компьютерах. А вторая знакомая — патологоанатом. Ей повезло больше всех, уверена Лена. С живыми немцами почти не пересекается».
Короче, не понравились Елене с Андреем «живые немцы» и переехали они в город Энгельс Саратовской области.
«В Энгельсе веселее?» — спросил их журналист Рябцев. «Я теперь риэлтор», — с гордостью ответила ему Елена. «А я устанавливаю пожарные сигнализации, — с ещё большей гордостью сообщил Андрей, и уточнил: — Хоть и не в офисе, зато интересно, с мужиками есть о чём поговорить. Да и деньги платят».
Ау, россияне, вы слышите? В Энгельсе люди без профессии и квалификации получают больше, нежели среднестатистический клерк или рабочий в Германии! Допускаю, кое-кто в это поверит. И ещё поверит, что в Энгельсе жить много веселее и душевно комфортнее, нежели в каком-нибудь Ляйх-лингене, Гёттингене или Бохуме. Почему поверит? Да потому, что за рубеж, согласно официальной статистике, ежегодно выезжает не более 5–7 процентов граждан России и с реалиями «забугорной» жизни остальные 90 с лишним процентов знакомы мало. Ну и потом,
В 1998 году они переселились в Германию, а спустя десять возвратились в Россию и поселились недалеко от деревни Яблоновка Ровненского района, что под Саратовом. Как устроились? На мой взгляд, ужасно. Цитирую Андрея Ряб-цева: «Сени, кухонька, зал и две спальни, все стены в православных образах — здесь живут Алексей с женой Ириной, их семеро ребятишек от 3 до 12 лет и старший брат Алексея, Саша. Этот дом его. „Нам после приезда дали только <Газель> (микроавтобус). И то как многодетным. И на том спасибо. От Германии за многодетность получили всего 500 евро. Зато журналистов-то назвали!“».
Стоп! Не знаю, кто лукавит, но это ложь. До декабря 2009 года, согласно германскому законодательству, на первых двух детей любая семья, постоянно проживающая в Германии, ежемесячно получала по 184 евро, на третьего -170 евро, а на четвёртого и всех последующих по 195 евро. Итого, живя в ФРГ, семья Банцгоф ежемесячно получала 1278 евро.
С января 2010 года размер детского пособия увеличен на 20 евро на каждого ребёнка, и живи они в Германии, ежемесячно получали бы 1418 евро. В переводе на рубли (пояснение для россиян, редко или никогда не покидавших родины) это — 69 974 рубля.
Кроме того, на каждого родившегося ребёнка муниципалитет или горсовет выплачивает родителям единовременное денежное пособие в размере от 100 до 500 евро. Вот эти 500 евро на одного из детей семьи Банцгоф и озвучены в качестве «подачки» в очерке А. Рябцева. А остальные где?
Уверяю, кроме ежегодных пятнадцати с лишним тысяч евро детских денег эта семья переселенцев наверняка получала от различных христианских и благотворительных организаций пусть не новую, но очень хорошую детскую одежду, обувь, а ещё игрушки, фрукты, овощи. Допускаю, что в Германии у них было не очень хорошее жильё, но, как правило, со временем таким семьям власти помогают приобрести удобный, комфортный дом с земельным участком.
Ну а каковы финансовые перспективы у Банцгофов в Поволжье? «Тут у нас гуси, коровы, — поведал московскому журналисту Алексей. — Цыплята вот, весной по 120 рублей пойдут — хорошее подспорье. Землю брать предлагали. Правда, далеко — за 40 километров. Местные поля уже корейцам и (смеётся) фирме одной немецкой отдали. Они её, правда, губят: семечкой семь лет подряд засаживают. Она, семечка-то, землю истощает.».
Нужно ли комментировать эти откровения? А эти, принадлежащие А. Рябцеву: «Немцы в Поволжье в основном жили в деревнях. И как жили! На фотокарточках того времени — огромные скотные дворы. Побелено всё, даже стены свинарников. Я пытался сегодня разглядеть в местных домишках хоть чуточку немецкости. Не-а. Облупленная краска на наличниках, завалившиеся заборы — наше.». И это, повторяю, пишет автор очерка «о возвращении российских немцев из Германии в Поволжье».
Так от кого же и почему две эти семьи сбежали в Россию?
Вопрос корреспондента: «Ирина, вы там хоть с кем-то подружились — с соседями, мамами на детской площадке? Или целый день с детьми дома одна?» «Только с родственниками, — отвечает Ирина. — Как бы объяснить. Понимаете, мы — православные. Я вам лучше одну сцену опишу. Немецкий супермаркет. Мальчик просит у мамы-немки какую-то сладость. „Я тебе уже давала деньги на расходы — ты истратил“. „Я могу одолжить, — говорит старшая сестра. — Вернёшь с процентами“. Серьёзно! И мальчик соглашается».