Увечный бог
Шрифт:
Великие Вороны заполонили небо. Тысячи взмывают, кружатся, оглушительно каркают. Солнце мигом пропало за огромной тучей.
Он содрогался, потеряв душевный покой; он чувствовал старые слезы, поднимающиеся из некоего внутреннего колодца. Думал, всё запечатано. Забыто. Но нет.
– Друзья мои, -шепнул он.
– Тоннели... ох, сердце, сердце...
Великие Вороны льются из всех возвышенных мест города, машут крыльями все выше, смещаются к заливу.
"Улетают. Они улетают".
И, пока они клубились над городом, кишели над восточным морем,
Лишь мерзавец скажет, что это к добру. Что веру можно обрести лишь через тяжкие страдания. Что мудрость рождается из шрамов. Лишь мерзавец.
Он стоял на коленях. И рыдал, как может только солдат.
Что-то привлекло Банашара к группке солдат. Может, любопытство; наверное, так оно внешне выглядит... но, правду говоря, ныне каждое его движение стало бегством. "Бегу от зуда. Зуда храмовых погребов, что были под рукой. Если бы я знал. Да, мог бы догадаться".
Стеклянная Пустыня отвергает его. Идеальная роскошь, рай пьяницы, безбрежные запасы вина, не стоящие ему ни монетки - пропали. "Я проклят. Как я и поклялся Блистигу, как сказал всем. На старого бедного Банашара снизошла трезвость. Ни капли в венах, ни намека на перегар в дыхании. Ничего не осталось от прежнего человека.
Кроме зуда".
Червяк, свернувшийся во сне - хотя он начинает шевелиться, поднимает слепую голову. Длинный, словно угорь малазской гавани, но в остальном вовсе не похожий. Рты по всему телу.
– Не могу сказать, что на это глядеть приятно, - буркнул кто-то из солдат.
– Вялый какой-то, - заметил другой.
– Ты его только разбудил. Думаю, днем он таится. Все эти голодные рты... дыханье Худа, лучше перевернуть камни в лагере. Как подумаешь, что спишь, а такие вот выползают охотиться...
Кто-то заметил Банашара.
– Смотрите, здесь бесполезный жрец Д'рек. Что, пришел поглядеть на сыночка?
– Мириады форм принимает Осенняя Змея...
– Че? Миридам корм? О чем ты?
– Я видел таких, - сказал Банашар, заставив всех замолчать. "Во снах. Когда зуд становится укусами. Меня грызут и жуют, а я не вижу, кто, не могу найти. Когда кричу во сне".– Хороший был совет, - добавил он.
– Обыщите лагерь, расскажите всем. Найдите их. И убейте.
Топнул, опускаясь, сапог.
Червь изогнулся, развернул кольца, поднял голову, словно плюющаяся ядом гадюка.
Солдаты с руганью отскочили.
Банашара развернуло толчком в сторону. Сверкнуло железо, опустилось лезвие меча, разрубая червя надвое. Он поднял голову, увидел Фаредан Сорт. Та сверкнула глазами на кольцо солдат.
– Хватит время терять, - рявкнула она.
– День будут жаркий, солдаты. Закончите с этим и найдите тень.
Куски червя крутились, пока не наткнулись один на другой, сцепившись в смертельной схватке.
Кто-то бросил монету, подняв облачко пыли.
– Тот мирид, что короче.
Меч Фаредан Сорт опустился, и еще раз, и еще, пока в белой пыли
– Ну, - буркнула она, - услышу, что кто-то бьется об заклад или еще что - тот дурак будет носить нам воду из Восточного океана. Поняли меня? Хорошо. Взялись все за дело.
Когда солдаты поспешили удалиться, офицер развернулась к Банашару, критически его оглядев.
– Выглядите хуже обычного, Жрец. Найдите тень...
– О, солнце - мой друг, Кулак.
– Лишь человек без друзей способен так сказать, - сощурила она глаза.
– Вы обожжены. Будет больно, советую искать целителя.
– Принимаю совет, Кулак. Ждет ли меня сегодня боль? Да. Правду сказать, я ей буду рад.
Он заметил вспышку отвращения.
– Боги подлые. Вы лучше, чем хотите казаться.
– Да ну? Очень приятно слышать.
Фаредан Сорт помедлила, словно желая сказать еще что-то, но потом отвернулась.
Он смотрел, как она уходит вглубь лагеря регулярной пехоты. Солдаты суетились с мечами и ножами в руках, поднимая камни. Сверкали лезвия, слышались ругательства.
Истощенность этой страны ужасала его. Осколки кристаллов, что рождены под стоны повышенного давления где-то в глубине, а потом выброшены наружу, прорезая шкуру земли. Озираясь, он воображал, какая при этом была боль, какая непреклонная воля стояла за действиями мощных сил. Подняв взгляд, Банашар посмотрел на восток, где змеиным глазом открывалось солнце.
– Что-то, - прошептал он, - здесь умерло. Кто-то...
– Шок разорвал землю. Высвобожденная дикость смертельной силы нанесла Спящей Богине такую рану, что она, должно быть, кричала во сне. "Они убили ее плоть. Мы идем по мертвой плоти. Кристаллы, как рак, растут повсюду".
Он снова пошел бесцельно блуждать. Зуд вцепился в пятки.
Кулак Блистиг растолкал скопище и вошел в палатку. "Боги подлые".
– Все вон. Кроме квартирмейстера.
– Толпа осаждала Прыща, сидевшего за раскладным столиком. Люди поспешно выходили, успевая метнуть ядовитые взоры на чисто выбритого мужчину. Прыщ откинулся на спинку стула, воздел брови.
Кулак обернулся, опустил полог. Поглядел на Прыща.
– Лейтенант, старший сержант, квартирмейстер. Сколько же вам нужно должностей и званий?
– Ну, Кулак Блистиг, я лишь следую необходимости. Что я могу для вас сделать, сэр?
– Сколько воды мы потратили за ночь?
– Слишком много, сэр. Одни только волы и кони...
– По ваши расчетам, сколько дней мы пройдем без необходимости пополнения?
– Ну, Кулак, это зависит...
Блистиг скривился.
– Все эти солдаты, Прыщ - что они тут делают?
– Подают прошения, сэр. Нужно ли говорить, что я отклоняю все до одного. Быстро становится очевидным, что вода - сокровище, затмевающее золото и бриллианты. Она, кратко говоря, стала валютой выживания. Посему очень рад, что вы здесь, Кулак Блистиг. Я предвижу время - весьма недалекое - когда просьбы сменятся гневом, а гнев - насилием. Не лишним считаю просить дополнительной охраны фургонов с водой...