Увечный бог
Шрифт:
Все замолчали.
Рутан Гудд стоял, расчесывая бороду пальцами. Лицо его было задумчиво-отстраненным, словно он слушал не спор, а что-то, творящееся в тысяче лиг отсюда. "Или в тысяче лет".
Фаредан Сорт вздохнула: - Мятеж. Какое мерзкое слово, Добряк. Кажется, вы готовы швырнуть его к ногам моих пехотинцев?
– Я боюсь, Фаредан. Я не оспариваю ваше право командовать - вы ведь понимаете?
Она подумала и вздохнула: - Ну, на деле именно его вы и оспариваете. Я не кулак Блистиг, смею сказать. Моя репутация среди солдат вполне достойная. Да, меня могут ненавидеть, но не смертельной
– Она рассматривала Добряка.
– Разве не вы сами говорили как-то, что намеренно вызываете ненависть в солдатах? Мы должны быть для них магнитными камнями. Когда они смотрят и видят, что мы все терпим, что нас ничто не может поколебать, то сами укрепляются духом. Или я неправильно поняла?
– Нет. Но сейчас на нас уже не так смотрят, Сорт. В нас видят потенциальных союзников. Против НЕЕ.
Голос Рутана Гудда был сухим.
– Готовы возглавить восстание, Добряк?
– Спроси еще раз, капитан, и я сделаю все, чтобы тебя убить.
Рутан холодно усмехнулся: - Извините, я не намерен дарить вам легкий выход, Кулак.
– Нет. Вы никому ничего не дарите.
– И что я должен сказать, по-вашему? Она не хочет, чтобы солдаты плакали и вскрывали себе вены, став мягкими. Она хочет совершенно иного. Не просто твердости.
– Он смотрел на собеседников.
– Они должны быть дикими. Беспощадными. Упорными, как скала в море.
– В шатре...
– Вы не поняли, - оборвал Рутан.
– Думаю теперь, никто из вас не понял. Она сказала: посмотрите вдаль, в глаза Увечного Бога. Посмотрите и ощутите. Но ведь вы не сможете, Добряк. Правда? А вы, Кулак Сорт? Лостара? Кто-то из вас?
– А вы?
– рявкнул Добряк.
– Ни шанса.
– Она спутала нас - какой в этом прок?
– Зачем бы ей?
– возразил Гудд.
– Вы просили большего. А потом я, черт подери, пригвоздил ее к дереву безумными словами насчет служения. Она стала отбиваться, и это, друзья, был самый человечный облик Адъюнкта, нами виденный.
– Он смотрел на них.
– До этого я был в нерешительности. Оставаться ли? Или ускакать прочь от всего? И если я останусь, то не потому, что кто-то сумеет меня удержать - это понятно?
– Но, - сказала Сорт, - вы еще здесь.
– Да. Отныне я с ней, так долго, как она потребует.
Кулак Добряк поднял руку, словно желая ударить Рутана.
– Почему?!
– Вы так и не въехали. Никто из вас. Слушайте. Мы не смеем взглянуть вдаль, в глаза страдающего бога. А она смеет. Вы требовали от нее большего - боги подлые, чего еще она может дать? Она ощущает сострадание, которого мы позволить себе не можем. За всем этим "холодным железом" она чувствует, а мы - нет.
– Он невыразительно глянул на Добряка.
– При этом вы требуете большего.
Камни лопались на жаре. Немногочисленные насекомые трещали радужными крыльями.
Рутан Гудд обратился к Фаредан Сорт: - Ваши солдаты ничего не говорят? Радуйтесь, Кулак. Возможно, они поняли наконец - на уровне какого-то инстинкта - что именно она у них забрала. Спрятав в себе, для лучшей сохранности. Самое ценное, что они имеют.
Фаредан Сорт покачала головой: - Так в ком из нас слишком много веры, Рутан Гудд?
Он пожал плечами.
– Жарко тут.
Офицеры смотрели, как он уходит - одинокая фигура, бредущая назад к дозорам, в лагерь. В воздухе не повисла пыль - эта пустыня
Добряк небрежно обратился к Лостаре.
– Думаете, он готов удрать?
– Что? Нет. Этот мужчина - настоящий шифр, Кулак.
– И как, - вмешалась Сорт, - это должно работать? Если мне нужно укрепить спинные хребты солдат, что, во имя Худа, я должна сказать?
Миг спустя Лостара Ииль прокашлялась и ответила: - Не думаю, что вам вообще нужно с ними говорить, Кулак.
– О чем вы? И не выплевывайте мне слова Рутана - он слишком высокого мнения о сердце и уме простого солдата. Если твоя жизнь посвящена убийству, это не делает тебя необычайным мудрецом.
– Не готова согласиться, - возразила Лостара.
– Смотрите. Просто оставаясь с ней, с Адъюнктом, вы говорите всё, что следует. Настоящая угроза армии - кулак Блистиг, не делающий тайны из неприязни к Адъюнкту, а значит, и ко всем нам. Если он начал собирать сторонников... да, тут и возникнут трудности.
Добряк поднял руку, утер пот со лба.
– ЕСТЬ мудрость, Фаредан. Мудрость, приходящая от понимания... оно родится там, в самой сердцевине вашей души, понимание хрупкости жизни. Вы получаете такую мудрость, забирая чужие жизни.
– А как насчет тех, что убивают не думая? Мудрость? Едва ли. Скорее... растущее пристрастие. Темный поток удовольствия, такой... соблазнительный.
– Она отвела взор. "Я уж знаю. Я стояла на Стене".
Лостара указала: - Вон там гонец... ему нужен кто-то из нас.
Они дождались круглолицего тщедушного солдата. Солдата с изуродованными руками. Он отдал честь правой, растопырив культяшки, а левой передал Добряку восковую табличку.
– Комплименты от лейтенант-старшего сержанта квартирмейстера Прыща.
Добряк изучил табличку.
– Солдат.
– Сэр?
– Жар солнца расплавил воск. Надеюсь, вы сохранили послание в памяти.
– Так точно, сэр.
– Давайте послушаем.
– Сэр, это личное послание.
– От Прыща? У меня нет времени на чепуху. С дуэлями покончено. Выплюньте же эту гадость, солдат.
– Цитата, сэр. "Личное послание от лейтенанта старшего сержанта походного квартирмейстера Прыща Кулаку Добряку. Наитеплейшие приветствия и поздравления с достижением нового ранга, сэр. Как любой может заметить, наблюдая возвышение Ваше и, смею надеяться, мое, добрые сливки хорошо пенятся и т.д. Но, как бы ни был я рад писать Вам, обсуждая все возможные разновидности идиом, увы, данное послание касается вещей по природе более официальных. Коротко говоря, мы предстаем перед лицом кризиса величайшего порядка. В соответствии с чем я скромно прошу Вашего совета и желал бы организовать особо секретную встречу при ближайшей оказии. Преданный лично Вам, Прыщ".
– Солдат козырнул.
– В ожидании ответа, сэр.
В озадаченной тишине Фаредан Сорт прищурилась, разглядывая солдата.
– Вы ведь были в тяжелой пехоте?
– Капрал Химбл Фрап, Кулак.
– Как поживают служивые?
– Служат как всегда, Кулак.
– Часто ли рядовые говорят об Адъюнкте, солдат? Записывать не буду.
Водянистые глазки коснулись ее и отпрянули.
– Иногда, сэр.
– И что говорят?
– Мало что, сэр. По большей части слухи.
– Вы их обсуждаете.
– Нет, сэр. Мы их пережевываем, пока ничего не останется. А потом изобретаем новые, сэр.