Увязнуть в паутине
Шрифт:
— Полиция принимает во внимание все следы, наверняка то была рутинная проверка, — солгал Шацкий, посчитав, что Ярчик не следует знать о фоноскопических исследованиях. — Вы должны согласиться, что до времени окончания следствия подобного рода визиты могут случаться не так уже и редко.
Женщина кивнула. Без особого энтузиазма, но с пониманием.
— Принимаете ли вы снотворное? — спросил Шацкий.
Та наморщила лоб, размышляя по-видимому, зачем прокурор желает узнать об этом.
— Иногда, — ответила она через
— Зависимой?
— Ну, не в таком смысле, как наркотическая зависимость. У меня были проблемы, я не могла спать, врачи прописывали мне эти таблетки. В конце концов, их прием сделался таким же естественным делом, как чистка зубов перед сном. Когда это до меня дошло, я перепугалась. На эту терапию я пошла и по этой, кстати, причине.
— Но вам до сих пор случается принять таблетку?
— Не чаще, чем одну в несколько дней, может, раз в неделю. А бывает, что и реже.
— И какое лекарство вы сейчас принимаете?
— Транкилоксил. Это французский препарат.
— Сильный?
— Довольно. Только по рецепту. Опять же, слишком долго я принимала таблетки, теперь обычные снотворные меня не берут.
— Когда вы принимали транкилоксил в последний раз?
Ярчик покраснела.
— Вчера, — ответила она. — В последнее время у меня проблемы со сном.
— А вы не знаете, почему я об этом спрашиваю?
— Говоря по правде — нет.
Шацкий тянул со следующим вопросом. Возможно ли такое, что Теляк украл у нее таблетки? В таком случае, она сразу же должна была заметить их отсутствие.
— В келье пана Теляка в монастыре на Лазенковской нашли пустую бутылочку от транкилокмла. Патолог заявил, что пан Теляк — еще до того, как был убит — принял большое количество этих таблеток, но потом вырвал их. На бутылочке отпечатки пальцев пана Теляка и ваши. Вы можете объяснить это?
Теперь Ярчик побледнела. Она глядела на Шацкого перепуганными глазами и не отвечала.
— Я слушаю, — подогнал тот.
— Я… я… о Боже, я только что вспомнила, — выдавила из себя женщина. — Пан же не думает, будто бы я…
Она разрыдалась.
— Я страшно извиняюсь, — говорила Ярчик, ища платок в сумочке. Шацкий хотел бы подать ей свой, но у него, как на злость, не было. В конце концов, она нашла свой, оттерла глаза и высморкалась. — Мне ужасно стыдно перед паном, — тихо повторила женщина, все время избегая глядеть на прокурора. — Но как тут можно обо всем помнить, когда тут и терапия, и убийство, труп и вообще… Полиция и прокуратура. Из-за всего этого я все время чувствую себя обвиняемой и не могу спать. Даже своему терапевту позвонить боюсь, а кто знает, не замешан ли во все это еще и он сам. Вот и забыла.
— Скажите, пожалуйста, — как можно деликатнее сказал Шацкий, — о чем вы забыли.
— В пятницу вечером,
Шацкий прервал Ярчик движением руки.
— И вместо того, чтобы дать ему таблетку или пару, пани отдала весь запас препарата, к которому у вас зависимость? Не понимаю. Зачем?
— У меня были две.
— Таблетки?
— Бутылочки. Одну я бросила в чемодан, когда выходила из дома, а вторая была в косметичке. Я не вынимала ее оттуда после командировки в Ганновере, где была на ярмарке игрушек. Мне показалось, что глупо будет давать одну таблетку, если могу целую бутылочку. И мы договорились, что пан Хенрик отдаст мне лекарство перед отъездом.
— И много там было?
— Половина упаковки или чуточку меньше. Штук около двадцати.
Шацкий почувствовал в кармане вибрацию телефона. Снова эсэмэска. Перед тем он написал Монике, что с удовольствием выпьет с ней чашечку в четыре часа, но при условии, что та позволит ему хвалить свои одежки. Интересно, что там она написала в ответ.
— А в субботу пани не боялась, что пан Теляк сможет воспользоваться вашими же таблетками, чтобы покончить с собой?
Женщина закусила губу.
— Об этом я не подумала.
Шацкий взял открытую папку с материалами дела и прочитал: «И вот я подумала, быть может, кто-то оказал ему услугу, потому что, честное слово, нет, видно, миров, где пану Хенрику могло быть хуже, чем здесь».
— Это ваши слова, — сказал он.
— Но я не помню такого, чтобы они были в протоколе, — выпалила та, глядя прокурору в глаза.
Шацкий улыбнулся.
— Вы правы, я прочитал собственную заметку. Что вовсе не отменяет факта, что это ваши слова. Тут же в голову приходит вопрос, не произошла ли вся описанная пани ситуация не в пятницу, а в субботу. И, случаем, не дали ли вы пану Теляку больше таблеток, чем было нужно, чтобы — назовем это деликатно — дать ему выбор.
— Ну конечно же — нет! — подняла та голос. — Это подлые инсинуации.
На эти слова Шацкий не отреагировал.
— Надвигается вопрос, почему в ходе предыдущего допроса вы не упомянули о ночном разговоре с паном Теляком. Лично я подобное бы запомнил.
Женщина опустила голову, опираясь лбом на кончики пальцев.
— Не знаю. Я не могу этого объяснить, — тихо произнесла она. — Честное слово, не могу.
Шацкий воспользовался ситуацией, чтобы незаметно глянуть на дисплей телефона. «В таком случае бегу переодеться. Довстре 4 в Шп. Мо».