Уйти, чтобы не вернуться
Шрифт:
Очень часто даже легкие ранения «подлыми стрелами» приводили к заражению крови и мучительной смерти, именно поэтому ушкуйники поголовно вырезали выживших врагов. Такими стрелами в прежние времена пользовались варяги и свеи в боях против новгородской дружины, но, когда зарубежный опыт переняли новгородцы, на «подлые стрелы» был введен неформальный запрет. Война – дело профессионалов, а кому из профессиональных воинов хочется умирать в мучениях после плевого ранения? Поэтому нарушителей установленных правил ведения войны жестоко уничтожали все противоборствующие стороны.
Пока я оказывал помощь раненым, прошло около двух часов, и к Славенской башне в сопровождении Сироты прискакал Еремей Ушкуйник с десятком своих дружинников. Я только что закончил обрабатывать рану одного из бойцов, который вскоре должен был
– Я же приказал не лезть мне под руку! – злобно зарычал я, когда чья-то ладонь легла мне на плечо.
– Александр, не рычи, это я, Еремей! Пойдем в другую комнату, нам срочно поговорить надо.
– Ладно, Еремей, пойдем поговорим. Тяжелораненых вроде больше нет, а с остальными и без меня разберутся, – ответил я, и мы с Ушкуйником вышли из импровизированного лазарета.
Мы уединились в караулке на втором ярусе башни, после чего Еремей с места в карьер начал рассказ о сложившейся тяжелой обстановке в Новгороде:
– Александр, не знаю, чем мы прогневили Господа, но наши с тобой дела хуже некуда! Проморгал я заговор, а как оказалось, подсылы московские готовили смуту уже давно! Пока я ушами хлопал, у людишек Судаковых и Норовых на Торговой стороне почти полторы сотни переодетых дружинников по подвалам попряталось. Когда в детинце вечевой колокол зазвонил, вся эта тварь из щелей повылазила и в спину нам ударила. Сторожевский с десятком своих воев на Воскресенской улице в засаду попал и не сумел отбиться, в общем, убили злодеи Никифора! Не знаю, как нам вообще удалось отбиться! Правда, когда до нас дошла весть, что ты на мосту всю шедшую на подмогу смутьянам дружину побил, то мы тоже сдюжили и разогнали татей. Сейчас мой брат вместо Сторожевского дружину под свою руку взял, но он плохой воевода, так что тебе придется встать во главе нашего войска. На твою усадьбу тоже нападение было, но твои стрельцы отбились и постреляли налетчиков, как собак. Крови в Новгороде пролилось много, прямо и не знаю, что теперь делать будем! Однако, снявши голову, по волосам не плачут, поэтому нужно идти до конца, к тому же бежать нам некуда!
– И что ты теперь предлагаешь делать? – спросил я Еремея. – Я безвылазно в Славенской башне сижу и обстановки в городе не знаю.
– Думаю, что, пока смутьяны не опомнились, нужно детинец под себя брать! На Софийской стороне тоже толком не знают, что происходит в городе, и боятся пуще нашего. Я уже отправил на лодках с десяток человек на ту сторону, чтобы слухи распустить и страху нагнать на смутьянов. Ушкуйники мне рассказали, что вы побили на мосту в основном пришлых людишек, которых бунтовщики наняли за серебро на стороне. Новгородцев среди погибших всего десятка три, так что большого воя по убитым не будет, а если кто и захочет поквитаться за родню, то сам рядом ляжет! Про «подлые стрелы» мне уже рассказали, поэтому есть надежда, что большой поддержки у смутьянов не будет. Не по правде подлым оружием в Новгороде споры решать, за такие дела ушкуйники в своем праве были раненых казнить! Заговор в тайне готовился, и вся надежда у татей была на наемников со стороны, и в город их провели только сегодня ночью, поэтому меня заранее и не известили. На Торговой стороне мы гнезда змеиные извели под корень, а теперь, Александр, вся надежа на тебя и твою стрелецкую сотню! Скоро полторы сотни дружинников Сторожевского подойдут к башне, и ты всей силой с Божьей помощью по детинцу ударишь. Если все удачно пройдет, то вече у Софийского собора уже наше будет, а там народ приговорит, что мы ему скажем! Как думаешь, сладится у нас дело?
– Что гадать да затылки чесать? Делать дело надо! Я пойду стрельцам задачу ставить, а ты с ушкуйниками поговори. Досталось им сегодня, а тут снова в бой. Сдюжат ли? – ответил я Еремею и направился к стрельцам.
По большому счету атаковать детинец наличными силами было с нашей стороны верхом наглости. Если заговорщики сядут в осаду и закроют ворота, то хрен их из детинца выковыряешь даже с помощью артиллерийского обстрела. Однако кровавое побоище на мосту окончательно подорвало боевой дух заговорщиков, поэтому получившие жестокий отпор наемники
После бескровного захвата новгородского детинца время понеслось вскачь. Еремей приказал снова ударить в вечевой колокол и разослал гонцов собирать новгородцев на вече. Тела расстрелянных моими стрельцами наемников разложили на площади перед Софийским собором, а напротив них положили изрубленные тела ушкуйников во главе с предательски убитым Иваном Щербатым. Также на всеобщее обозрение были выложены колчаны с «подлыми стрелами», применение которых для внутренних новгородских разборок считалось чуть ли не святотатством.
Пока Еремей с братом организовывали всеобщее народное возмущение и готовили выборы новой администрации, я с полусотней стрельцов мотался по всему городу, проводя силовую зачистку. Правда, основная верхушка заговорщиков успела удрать из Новгорода, и в городе осталась только мелкая сошка, но заговор требовалось выкорчевать с корнем. В опустевшей усадьбе боярина Судакова мы случайно захватили вернувшегося за спрятанной заначкой сына боярского ключника, который с перепуга сообщил мне, что в загородной усадьбе Борецких заговорщики держат в тайном узилище захваченного в плен архиепископа Иону.
Я не поверил перепуганному до смерти холопу, но проверить сведения следовало незамедлительно, и я сразу отдал команду «по коням!».
В загородной усадьбе Борецких нас явно не ожидали, поэтому мы застали заговорщиков фактически со спущенными штанами. Марфа Борецкая, ее сыновья и дочь уже сидели в возке, на котором семейка собирались спасаться бегством, а дворня грузила на подводы боярские пожитки. После первых же выстрелов в воздух охрана и дворня Борецких разбежались, как тараканы по щелям, и мы стали хозяевами положения.
Захваченная в плен дворня божилась, что ничего не знает о судьбе архиепископа Ионы. Безуспешно обыскав усадьбу, мы уже собрались возвращаться в Новгород, как вдруг к одному из моих стрельцов подбежала маленькая девчушка и шепнула ему на ухо, что в конюшне под слоем навоза есть замаскированный спуск в подвал.
Я отдал приказ боярским холопам расчистить кучу навоза в углу конюшни, где действительно оказался люк в подземелье. Уже через полчаса стрельцы вынесли из подземелья связанного по рукам и ногам архиепископа Иону, после чего мне с огромным трудом удалось предотвратить расправу над семейством Борецких. Правда, попинали бояр мои бойцы знатно, но до смертоубийства не дошло. Перевозить в Новгород по разбитой дороге находящегося в бессознательном состоянии архиепископа было нельзя, поэтому мы заночевали в усадьбе Борецких.
Если стрельцы, выставив караулы, отправились отдыхать, то мне пришлось всю ночь просидеть рядом с постелью архиепископа. Опасных повреждений на теле владыки я не обнаружил, если не считать нескольких синяков и следов от веревок на руках и ногах. Скорее всего, пленника не били и просто слегка помяли при захвате, а затем долго держали связанным. Однако Иона человек пожилой, и пережитый им стресс, а также длительная голодовка серьезно подорвали его здоровье.
Утром владыка пришел в себя, я напоил его куриным бульоном, и Иона снова заснул. Около полудня архиепископ проснулся, и мне удалось с ним побеседовать о событиях, произошедших со дня его отъезда в Псков. Архиепископ рассказал, что из города его выманили заговорщики, прислав гонца с депешей о волнениях среди духовенства в Пскове, которое якобы собралось провозгласить унию с папистами. Из послания было понятно, что терять времени нельзя, и Иона без предварительной проверки сломя голову поскакал в Псков. Сначала архиепископ собирался взять для охраны два десятка моих стрельцов, но посыльные вернулись из Томилина подворья с известием, что стрелецкая сотня ушла из Новгорода на учения и вернется только на следующий день. Ионе ничего не оставалось, как взять в сопровождение полусотню дружинников боярина Дмитрия Борецкого, который «абсолютно случайно» оказался на Владычном дворе. В общем, заговорщики разыграли хитрую партию, и в результате архиепископ уехал из Новгорода под охраной их людей.