Уйти, чтобы вернуться
Шрифт:
Я писал жене, что не для того мы удочерили девочку, чтобы она, повзрослев, опять стала сиротой.
Моя жена любила нашу дочь как родную. Любовь не зависит от родственных генов. Они расстались всего раз — когда Паолина отправилась с Сэмом в Уругвай.
Вы, наверное, считаете меня чудовищем, раз я их разлучил. Тогда я вам признаюсь, что, появившись в нашем доме, Леа не переставала повторять одно словечко, которое мы сначала принимали просто за детский лепет. «Нян, — кричала она дни напролет, — нян, нян, нян!» Кричит, плачет, смотрит на дверь.
Мы прожили с ней два года. Годам к семи-восьми, а то и раньше, она сотрет нас из памяти. Но даже если мне суждено прожить сто лет, я буду помнить ее личико. До последнего вздоха буду слышать ее смех, ее детский голосок, ощущать аромат ее круглых щечек. Своего ребенка не дано забыть, пускай он даже не совсем твой.
Вернувшись домой, я обнаружил, что квартира пуста. Паолина не взяла только кровать, кухонный стул и табурет. В комнате Сэма не осталось ни одной игрушки. На кухонном столе, на том месте, где лежало мое письмо с мольбой о прощении, она написала красным фломастером одно слово: НИКОГДА.
Я не знаю, где они, покинула ли она Штаты, увезла ли сына в Уругвай или просто переехала в другой город.
Некоторое время трое мужчин молчали.
— Вы не обращались в полицию? — спросил наконец Пильгес.
— Что бы я там сказал? Что похитил нашу дочь и что жена ответила мне тем же, сбежав с нашим сыном? Чтобы ее выследили и сцапали, чтобы социальная служба отдала Сэма в приемную семью на то время, пока судья будет разматывать нашу историю и решать его судьбу? Нет, я не сделал этого, мы и так настрадались. Видите ли, мистер Стилмен, отчаяние порой перерастает в ярость. Я разбил вашу машину, вы — мою семью и мою жизнь.
— Искренне сожалею, мистер Капетта.
— Это вы теперь сожалеете, потому что сочувствуете моей боли, но уже завтра утром скажете себе, что вы не виноваты, что просто сделали свою работу и вправе этим гордиться. Согласен, вы докопались до правды, но ответьте мне на один вопрос, мистер Стилмен…
— Спрашивайте о чем хотите.
— У вас сказано, что пятьсот, а то и целая тысяча ничего не подозревавших американских семей оказались замешанными в эту торговлю детьми. Прежде чем публиковать свою статью, вы хотя бы на минуту задумывались о той драме, на которую вы их обрекаете?
Эндрю опустил глаза.
— Так я и думал, — сказал со вздохом Капетта и отдал Пильгесу листок с текстом, который тот ему велел записать: — Забирайте свой дурацкий диктант.
Пильгес взял листок, достал из кармана копии трех писем, добытых Эндрю у службы безопасности газеты, и разложил их на столике.
— Не то… — протянул он. — Совершенно другой почерк.
— О чем вы? — удивился Капетта.
— О письмах с угрозами, полученных мистером Стилменом. Я хотел убедиться, что их писали не вы.
— Вы пришли ради этого?
— И ради этого тоже.
— Тогда, на стоянке, я хотел отомстить, но оказался на это не
Капетта взял письма и пробежал одно из них глазами.
— Я ни за что не смог бы убить человека, — сказал он, откладывая первое письмо.
Но, взяв второе, он резко побледнел.
— У вас остался конверт от этого письма? — спросил он дрожащим голосом.
— Да, а что? — ответил Эндрю.
— Можно взглянуть?
— Сначала ответьте на заданный вам вопрос, — вмешался Пильгес.
— Этот почерк мне хорошо знаком, — пробормотал Капетта. — Он принадлежит моей жене. Вы не помните, письмо было не из-за границы? Вы обязательно обратили бы внимание на уругвайскую марку.
— Проверю завтра, — сказал Эндрю.
— Большое спасибо, мистер Стилмен, для меня это важно.
Пильгес и Эндрю встали и пожали профессору теологии руку. По пути к выходу Капетта потянул Эндрю за рукав:
— Мистер Стилмен, я говорил, что не способен на убийство…
— Вы передумали? — спросил его Пильгес.
— Нет, но после всего происшедшего я бы не сказал того же самого о Паолине. На вашем месте я бы отнесся к ее угрозам серьезно.
Пильгес и Эндрю спустились в метро. В этот час подземка была самым быстрым способом добраться до работы.
— Признаться, у вас дар завоевывать людские симпатии, старина.
— Почему вы от него утаили, что вы сыщик?
— Тогда он воспользовался бы своим правом молчать и потребовал бы присутствия адвоката. Поверьте, лучше, что он принял меня за телохранителя, хотя мне это совсем не лестно.
— Разве вы не в отставке?
— Именно так. Но что поделать, никак не привыкну…
— Мне бы не пришло в голову прибегнуть для сличения почерков к диктовке.
— А вы думаете, Стилмен, что ремесло сыщика — это импровизация на коленке?
— Надо сказать, текст диктанта — настоящий идиотизм.
— Я пообещал своим друзьям, которые меня приютили, принять сегодня вечером участие в приготовлении ужина. А идиотизм, как вы изволили выразиться, — список порученных мне покупок. Я боялся что-нибудь забыть. Так что, господин журналист, не такой уж это идиотизм. Этот Капетта меня тронул. Вы когда-нибудь задумываетесь о последствиях своих публикаций для жизни людей?
— А вы в своей длинной карьере детектива никогда не совершали ошибок? Никогда не губили жизнь невинных людей, пытаясь убедиться в своей правоте, любой ценой довести до конца расследование?
— Представьте, бывало, и не раз. В моем ремесле каждый день приходится делать выбор: зажмуриться или открыть глаза. Отправить мелкого правонарушителя за решетку со всеми вытекающими или спустить его дело на тормозах, добиться предъявления обвинения или отпустить дурака на все четыре стороны — все зависит от обстоятельств. Каждое нарушение закона — особый случай, у каждого нарушителя своя история. Одним я с радостью всадил бы пулю в башку, другим хочется предоставить второй шанс. Но я был только полицейским, а не судьей.