Уйти и не вернуться
Шрифт:
Жителям некогда тихого города не нравилось соседство бандитов и отрядов оппозиции, но протестовать не имело смысла, да и было опасно. Вот почему городская власть в Зебаке существовала чисто номинально, а реальная власть была у контролирующих город отрядов Нуруллы, Абу-Кадыра и Алимурата. Последний был бывшим командиром батальона народной афганской армии, перешедшим на сторону оппозиции еще в восемьдесят шестом и поддерживающим военные формирования генерала Дустума.
Зебак был расположен в провинции Бадахшан, на самом севере страны. Столица провинции, ее административный и политический центр Файзабад находился в ста километрах отсюда. В условиях постоянной войны, противоборства
Зато отсюда было почти сорок километров до границы с Пакистаном и еще столько же до Читрала, пакистанского небольшого городка, где находится резидент ЦРУ и представители пакистанской военной разведки. Именно для них и планировала весь своеобразный спектакль группа Асанова.
Войти в город, где живет всего несколько тысяч человек, незамеченным невозможно. Именно поэтому Падерина и Чон Дин постарались попасть в Зебак после утреннего намаза, когда жители уже начали выгонять коз на горные поляны. Городок постепенно оживал, люди спешили строить, торговать, мастерить. Дымились домашние тендиры – своеобразные мини-пекарни, где готовился хлеб на всю семью. Некоторые мужчины спешили на небольшие поля, расположенные у подножия гор.
В этом горном городке не было своего большого базара, так характерного для восточных городов. Вместо него функционировала одна небольшая улица, где были расположены лавки нескольких местных торговцев и приезжающих сюда из других областей купцов.
Если бы не отряды Нуруллы и Алимурата, время от времени устраивающих кровавые разборки, если бы не боевики Абу-Кадыра, жители городка жили бы своей размеренной жизнью, какой жили их предки за тысячу лет до описываемых нами событий. Но война властно вмешалась в тихую мирную жизнь Зебака. На улицах города стали появляться пьяные люди, что было дико для горцев, не знавших до того таких пороков. Кое-где раздавались выстрелы, слышались крики загулявших боевиков. Война разрушила весь традиционный уклад жизни, внесла сумятицу в умы горожан, породила ранее неведомые пороки и беды.
Двое вошедших в городок людей сразу обратили на себя внимание. У одного из домов они остановились около одиноко сидевшего старика. В тяжелых горных условиях, когда все члены семьи обязаны трудиться, дабы выжить, созерцателем и наблюдателем может быть только абсолютно немощный старик. Именно такой и сидел перед ними.
– Ассалам аллейкум, – поздоровался на фарси Чон Дин. – Да пошлет Аллах удачу этому дому!
– Валлейкума салам, – отозвался старик. – Кого ты ищешь, незнакомец, могу ли я тебе чем-нибудь помочь?
– Мы пришли издалека, – начал Чон Дин, – наш путь был долгим и трудным. Мы ищем здесь лавку Али-Рахмана, да будет благословенно имя его и имя его отца.
– Это недалеко, – показал старик, – совсем рядом. Пройдите вперед три дома и сверните направо. А потом все время прямо. Наши лавки расположены там.
– Спасибо тебе, добрый человек.
– Но Али-Рахмана, кажется, нет, – вдруг добавил старик, – я уже два дня не вижу его.
– Мы посмотрим, – улыбнулся Чон Дин, взглянув на Падерину. Та согласно кивнула головой.
Они
Ближе к дому Али-Рахмана телеги встречались все реже, ибо торговцы как народ предприимчивый предпочитали прятать своих лошадей и соответственно телеги от назойливых посетителей и незваных гостей. Торговая улица Зебака была вместилищем двадцати-тридцати лавок и пекарен, и если раньше здесь еще можно было услышать голоса или громкие споры, то теперь, вот уже несколько лет, на улице стояла непривычная тишина, нарушаемая лишь изредка случайными покупателями.
Лавка Али-Рахмана была ближе к концу улицы – там, где начинался обрыв и весело журчала небольшая речка. Чон Дину сразу не понравилась подозрительная тишина у этого дома, хотя сама лавка была открыта. Он сделал знак Падериной остановиться и тихо попросил:
– Я пойду первым. Если понадобится, вы войдете позже. На войне все решают секунды. Правильная тактика – верный залог успеха.
Подполковник Падерина согласно кивнула головой. Она понимала, что войти для первого контакта должен мужчина. Это было правильно по местным нормам и верно с точки зрения психологии афганских моджахедов, если вдруг они оказались в этой лавке.
Чон Дин, наклонившись, вошел в лавку Али-Рахмана. За прилавком стоял молодой парень лет двадцати в обычном для этих мест наряде – широких штанах, рубахе навыпуск, тяжелой безрукавке из козьей шкуры.
– День добрый, – поздоровался Чон Дин, – мне нужен Али-Рахман.
– Добрый день, – отозвался парень, – но его нет. Он уехал в Кабул.
– Простите меня за мою назойливость, – на Востоке приняты витиеватые выражения и многословные формулировки, – но ты не мог бы мне сообщить, когда это произошло?
– Два месяца назад, – сообщил парень. – Он вернется еще через один месяц.
«Почему он врет? – подумал Чон Дин. – Ведь им передали этот адрес несколько дней назад. Неужели у них не было никаких контактов с этим связным? Непонятно. Нужно проверить», – решил он и спросил:
– Прости меня еще раз, но скажи, ты не ждешь никаких известий из славного города Дели?
Парень замер, покраснел, посмотрел по сторонам.
– Войди, – показал он на другую дверь, пропуская в соседнюю комнату гостя первым.
– Как ты сказал? – спросил, заикаясь, парень.
– Не ждешь ли ты каких-нибудь вестей из Дели? – повторил Чон Дин и вдруг почувствовал, что за спиной его кто-то стоит. Он резко обернулся и увидел направленное на него дуло винтовки.
ГЛАВА 8
Из всех офицеров, прошедших войну вместе с Акбаром Асановым, это был самый дерзкий, самый отчаянный и самый смелый. Скорее даже безрассудный, если такой термин может быть применен к офицеру военной разведки. Казалось, он был заговоренный. Смерть избегала его, словно опасаясь отчаянного напора этого человека, его колоссальной внутренней энергии. Пули дважды пробивали ему куртку, даже не задев ее обладателя. Вместе с десантниками он был в самых трудных местах, лазил в горы, ходил один в кишлаки. Его информация всегда была точной и своевременной, словно он опрашивал руководителей моджахедов, перед тем как принести сведения.