Уйти красиво
Шрифт:
— Перепутались? — воскликнул Поздняков. — У них что, приделаны ноги, и они сами гуляют по коридорам, куда вздумают?
— Нет, конечно, — буркнул доктор, — вероятно, это следует квалифицировать как служебную халатность… Если бы только можно было что-то изменить…
— Уж не хотите ли вы сказать, что это ваше чистосердечное признание вас извиняет? — начал вскипать Поздняков.
— Я сам себе этого никогда не прощу, — произнес молодой человек, глядя в сторону.
Позднякову стало искренне жаль парня, который не думал выкручиваться
— Ладно, — по-отечески обратился он к парню на «ты», — говоришь, твой рабочий день закончился? Пойдем-ка потолкуем где-нибудь в другом месте.
— Хорошо, — с юношеской горячностью подхватил доктор, — сейчас, я только сниму халат.
Они молча вышли из бетонной коробки поликлиники, вместе спустились по выщербленным ступенькам. Неожиданно доктор Руднев встрепенулся и со словами «одну минуточку» кинулся к высокой красивой брюнетке в розовом костюме, которая усаживалась в темно-синий «Мерседес». Но та змейкой нырнула в скрытое за тонированными стеклами нутро лимузина. Растерянный доктор замер, глядя вслед набирающему скорость автомобилю.
— Ваша девушка? — поинтересовался подошедший Поздняков.
— Что? — очнулся доктор. — Да нет, она у нас работала медсестрой, недавно уволилась.
— Красивые у вас медсестры, — заметил Поздняков как бы невзначай.
Молодой человек оставил его замечание без комментариев.
— Вы думаете, что она, ну, Лариса Петровна, покончила с собой из-за того, что я ей сказал? Тогда, тогда… может, мне сразу в милицию идти и все там рассказать? — неожиданно спросил доктор, в глазах его плескалась такая вселенская тоска, что Позднякову стало не по себе.
Николай Степанович отрицательно покачал головой. Действительно, что бы дало такое самопожертвование, если исповедь доктора только в очередной раз (который по счету!) подтвердит полюбившуюся следователю Ругину версию о самоубийстве Ларисы Кривцовой?
— Нет, я все-таки пойду, — заупрямился доктор.
— Еще успеешь, — осадил его Поздняков. — К тому же следователь скорее всего и так к тебе пожалует снимать показания. — А сам про себя подумал: «Черта с два он пожалует, — небось, не сегодня-завтра закроет дело. Станет он себе забивать голову деталями и нюансами, когда ему и без того все ясно. То, что Лариса Кривцова вела богемный образ жизни, частенько выпивала, была эксцентрична и неуравновешенна, а это в понимании таких, как следователь Ругин, — прямая дорожка к самоубийству.
Расстроенный доктор окончательно повесил нос, Поздняков понял, что он уже давно мысленно насушил сухарей и сложил их в узелок в ожидании, когда его препроводят в кутузку. Ну почему, черт побери, виноватым оказывался хороший и порядочный парень!
— Тебя как зовут-то? — спросил Поздняков, извлекая из своей помятой пачки «Примы» последнюю сигарету.
— Андрей, — обреченно произнес парень.
— А меня — Николай Степанович Поздняков, и я Ларисе Петровне никакой не родственник,
— Стаж, — произнес Андрей, не понимая, куда клонит этот странный дядька.
— Это хорошо, что ты так считаешь, — похвалил его Поздняков, думая о своем, и добавил: — Слушай, тут где-нибудь поблизости есть подходящее заведение, а то совсем в горле пересохло?
— Кажется, за углом, — неуверенно сообщил Андрей, из чего Поздняков немедленно сделал вывод, что доктор Руднев подобные заведения не жаловал.
— Ну, Андрюша, веди, — сказал Поздняков, бросил окурок в траву за отсутствием поблизости урны и по-босяцки, чуть не по локоть, засунул руки в карманы порядком измятых брюк.
Андрюша, ничего не ответив, повел его вверх по переулку.
Заведение именовалось необычно, что называется, с фантазией, — «Муха». Правда, вся его оригинальность заключалась исключительно в незаурядном названии, остальное было вполне трафаретно: небольшое летнее кафе с несколькими столиками под старыми липами.
— Очень изысканно, — оценил антураж Поздняков, устраиваясь на пластиковом стуле.
Доктор только пожал плечами.
Не успели они усесться, как из жестяной будки кафе материализовалась женщина в кокетливом белом передничке. Но общепринятого «чего изволите» они не услышали, — близоруко щурясь, женщина объявила:
— Сегодня только цыплята.
— Пойдет, — кивнул Поздняков, — а водочки не найдется?
— «Смирновская»? «Абсолют»?
Поздняков поморщился.
— А чего-нибудь из довоенных запасов?
Официантка молча удалилась и через пару минут явилась с двумя тарелками коричневых, пересохших в духовке цыплят. Так же молча она снова скрылась в жестяной будке и принесла на этот раз две рюмки и бутылку «Московской».
— По-моему, хозяйка этой таверны — сама любезность, — подмигнул Поздняков Андрею, когда неразговорчивая женщина удалилась.
— Да здесь обычно контингент посетителей специфический, — пояснил доктор, — потому что сравнительно дешево. Ничего, скорее всего их отсюда очень скоро вышибут. Место уж больно заманчивое, вроде бы и в стороне, но в то же время недалеко от центра. Построят здесь какой-нибудь магазин или, чего доброго, казино.
Поздняков разлил в рюмки водку: Андрею полную, себе — на два пальца.
— Несправедливо как-то получается, — невесело пошутил парень.
— Я за рулем, — объяснил Поздняков.
— А я, честно говоря, вообще не очень этим делом увлекаюсь, — покосился на бутылку доктор.
— Сегодня тебе можно, даже нужно, — считай, что доктор прописал, — произнес Поздняков сочиненный на ходу каламбур.
— Ну, если доктор, — протянул Андрей и уточнил: — Пьем без тостов.
Поздняков заиграл желваками.
— Я с понедельника пью исключительно без тостов.
Доктор опорожнил свою рюмку, сморщился и захрустел пересохшим цыпленком. Отодвинув тарелку, поинтересовался: