Уйти красиво
Шрифт:
— Да нет, просто вы очень похожи, — беззастенчиво соврал Поздняков. В действительности у красотки, которую он видел на автостоянке у поликлиники днем, и у старой облезлой кошки, которую лицезрел в данный момент, было столько же общего, сколько у луны — с паровозом. Видно, Лолита унаследовала свою экзотическую внешность исключительно от своего латиноамериканского папаши. — Ну так где она?
— Слава Богу, не имею понятия уже целую неделю, — радостно сообщила Лолитина мамаша. — И если дело пойдет так и дальше, то скорее всего вообще ее никогда больше не увижу.
— И как пойдет дело дальше? — вкрадчиво поинтересовался
— Эта идиотка, похоже, начала делать бизнес на своей смазливой роже.
— Как это понимать?
— А как хочешь, так и понимай, — отбрила Позднякова женщина. — Чего привязался, проваливай. Сомневаюсь, чтобы она стала связываться с такими, как ты. Старый, да и денег, наверное, не густо…
— Так вы даже не предполагаете, где она сейчас? — упорствовал Николай Степанович.
— А хрен ее знает. Она, видите ли, решила круто поменять свою жизнь, и в ее новой жизни ей уже не понадобится ни старая мать-пьяница, ни квартира, в которой все валится. Ладно, хлебнет счастливой жизни — назад прибежит, а я ее на порог не пущу. А то мать корми, учи… Чем, спрашивается, профессия медсестры ей не подходит? Думает: раз рожа гладкая, так всегда такой будет. Как бы не так, я сама была красотка — хоть куда, а что осталось?
Да, осталось немного, с этим трудно было спорить. Точнее — не осталось ничего. Поздняков развернулся и похромал вниз по лестнице.
Он уже спустился на целый этаж, когда рассерженная мать спохватилась:
— А чего ты хотел-то, эй, слышишь?
— Да так, — отозвался Поздняков, — просто привет передать.
— Ходят тут всякие со своими приветами, — проворчала женщина наверху и оглушительно хлопнула дверью.
ГЛАВА 6
Поздняков проснулся с головной болью, как с перепоя, хотя накануне ничего не пил, если не считать символических пяти капель с доктором. Утро было серенькое и безрадостное, сулившее нудный дождичек на весь день. По крайней мере такой прогноз предвещала сыщику больная нога, имеющая наглую привычку дергать и свербеть при малейшей перемене погоды в худшую сторону.
Он выпростал из-под одеяла свои худые, поросшие жесткими темными волосами ноги и уныло посмотрел на них. Сначала на здоровую — мельком, потом на больную — повнимательнее. Извилистый шов тянулся вдоль бедра и заканчивался в двух сантиметрах от коленной чашечки.
— Да, были когда-то и мы рысаками, — пробормотал Поздняков, пытаясь заглушить в себе острое чувство сиротства, которое безнадежно охватывает одинокого человека скучным, сереньким утром. Но это сиротство было особенным, к нему примешивалось мучительное ощущение утраты чего-то, пусть и не принадлежавшего ему в полной мере, но все равно необходимого, как воздух. Лариса, далекая и почти виртуальная, чаще возникающая между строк своих романов, нежели в его, реального Позднякова, реальной жизни, бросила его теперь уже окончательно и бесповоротно, оставив на съедение неизбежной старости, словно забытого в подворотне котенка.
Он встал и босиком прошлепал в ванную, умылся, побрился, привычно украсив подбородок парочкой свежих порезов. Поморщился, плеснув на них терпким лосьоном. День, каким бы он ни был серым и тоскливым, уже начался, и его надлежало наполнить хотя бы обманчивой видимостью смысла. Такой шанс у него оставался, во всяком случае до тех пор, пока он не разберется,
Яичница умиротворяюще скворчала на сковородке, а Поздняков, наблюдая через кухонное окно привычную утреннюю суету, подводил итоги своего мини-расследования. Итоги малоутешительны. Несколько ниточек шли себе параллельно и вроде бы что-то сулили, но неуверенно и призрачно…
«Прежде всего где теперь искать эту мексиканистую Лолиту? Вопрос остается открытым. Как сделать поразговорчивее мадам Шихт? То же самое. Впрочем, с ней еще можно кое-что сделать, и желательно прямо сейчас».
Поздняков достал из кармана висящего на спинке стула пиджака бумажку с телефонами, благосклонно, но опрометчиво записанными накануне для него длинноножкой из Дома моделей, и стал накручивать диск телефона. Несмотря на довольно раннее время, на другом конце провода немедленно взяли трубку.
— Слушаю, — отозвался приятный женский голос.
— Могу я поговорить с Жанной Хрусталевой?
— Вы уже говорите…
— Вас беспокоит некто Поздняков, — представился Николай Степанович. — Я по поручению известной вам особы, Виолетты Станиславовны Шихт…
— Чего ей надо? — в приятном голосе сразу прозвучали сердитые нотки.
— Это сугубо конфиденциальный разговор, — загадочно изрек Поздняков, — и требует личной встречи.
— Минутку, — сказала Хрусталева, и Поздняков понял, что она, прикрыв микрофон телефонной трубки рукой, с кем-то недолго посовещалась. — Ладно, приезжайте, очень мне любопытно, что нужно этой стерве.
«Многообещающее начало», — подумал Поздняков. Быстро похватал со сковородки подсохшую яичницу и мигом проглотил. Натянул все тот же костюм, на ходу прикинув, что неплохо бы его уже наконец и погладить, и, выйдя из квартиры, двинулся в сторону гаража.
Предчувствия насчет многообещающего начала его не обманули: дверь ему открыл крепкий молодой человек с бритым затылком.
— Ты что, порученец? — осведомился он, бесцеремонно окидывая Позднякова взглядом профессионального мясника. — Ну проходи, проходи.
Сказано это было таким тоном, что даже полный идиот не осмелился бы пренебречь столь любезным приглашением.
Когда Поздняков уже близоруко осматривался в передней, парень крикнул в глубь квартиры:
— Котенок, он пришел. Как тебе его подать: в собственном соку или с гарниром?
— Боюсь, что я уже неудобоварим в любом виде, — заметил Поздняков.
— Смотри-ка, а он остроумный, — удивился бритоголовый «шкаф» и добавил: — Ладно, пошли. — И не очень-то вежливо подтолкнул сыщика в спину.
Жанна Хрусталева, бесспорно, была очень красивой девушкой. Высокая, с густыми белокурыми волосами и глазами цвета морской волны. Особенно эффектно она выглядела на фоне массивного пурпурного дивана, на котором сидела, картинно скрестив точеные ножки в лаковых туфлях на высоком каблуке.
— Ты его знаешь? — осведомился ее дружок, талантливо исполняющий роль гориллы-телохранителя, так и не предложив Позднякову присесть.
Красавица только покачала головой, ее пышные волосы, покрытые солидным слоем лака, при этом даже не шевельнулись. И тут Поздняков понял, кого она ему напоминала: большую и надменную куклу Барби. В таком случае ее дружка следовало считать дружком Барби — Кеном.