Уйти красиво
Шрифт:
— А Ольшевский?
— Что Ольшевский? Я понятия не имею, с какой стати он околачивался в Хохловке. Спрашивайте об этом его, я за него не отвечаю. Теперь, наконец, я могу отдохнуть?
Поздняков посмотрел в ее лицо, привыкшее к ежедневному уходу и тщательному макияжу. Теперь оно ничего не выражало, кроме скуки и усталости.
Родную «шестерку», оставленную впопыхах у метро в процессе преследования резвой Лолиты, Поздняков, к удивлению своему, на прежнем месте не обнаружил. Не было ее — и все, как сквозь землю провалилась, да и только!
«Господи,
Положение было до такой степени дурацкое, что он не мог с ходу сообразить, что же ему предпринять. Он уже представлял себе, как смешно будет выглядеть в ближайшем отделении милиции со своим заявлением о пропаже «драгоценного» авто. Смешнее не придумаешь: пока хромой сыщик в пылу самодеятельного расследования преследовал молоденькую девчонку, его собственный автомобиль исчез в неизвестном направлении.
Поздняков для верности пару раз прошелся по тротуару туда и обратно, почесал затылок…
— Эй, — окликнул его кто-то, — случайно не машину свою ищете?
На него из киоска с прохладительными напитками смотрела женщина средних лет с огромными серьгами-кольцами в ушах, делающими ее похожей на цыганку, пожелавшую ни с того ни с сего стать блондинкой.
Поздняков кивнул.
— Так ее эти… эвакуаторы увезли. Собрали тут все машины и увезли. Теперь она где-нибудь у них на стоянке. Говорят, что это незаконно! Черта с два, делают что хотят. С ними гаишники были, через них теперь и ищите, — посоветовала киоскерша.
Как говорится, хрен редьки не слаще. Поздняков слыхал об этих штучках с эвакуацией автомобилей, оставленных в неположенном месте, и понимал, что вызволение «шестерки» из плена, каким бы он ни был незаконным, займет у него не менее суток. Такую роскошь сейчас он себе позволить не мог, но и остаться без машины с его хромой ногой значило поставить крест на скором выяснении истинных обстоятельств смерти Ларисы Кривцовой.
У него оставался один вариант. Он спустился в метро, купил там жетон для таксофона и позвонил Лешке Дубову, в сущности, надеясь на чудо, поскольку тот, как и всякий солидный начальник, был просто неуловим.
Слава Богу, трубка отозвалась по-комсомольски задорным Лешкиным голосом:
— Дубов слушает!
Поздняков готов был расцеловать залапанную трубку таксофона, еще хранящую следы чужого дыхания.
— Дубов, выручай! — От радости Поздняков выдал фальцетом петуха. — У меня эвакуаторы угнали машину, возиться с этим времени пока нет, а дел невпроворот. Может, найдешь мне какую-нибудь развалюху, у тебя же на заводе целый автопарк.
— Автопарк-то — автопарком… — неопределенно промолвил Дубов. — Знаешь что, бери лучше мою «Вольво», по крайней мере, если вляпаешься на ней в какую-нибудь историю, мне меньше хлопот будет. А то знаю я тебя, старого бродягу.
— А не жалко? — ехидно поинтересовался Николай Степанович.
— Жалко, конечно, — признался Дубов и философски добавил: — Будем считать это изживанием собственнических чувств.
— Я смотрю, ты так настроен, что только обрадуешься, если я твою иностранку где-нибудь грохну, — усмехнулся Поздняков.
— Ладно, не слишком-то храбрись, а то передумаю. — И Дубов
Поздняков довольно потер руки.
ГЛАВА 10
К дому на «Соколе», в котором проживал Влад Ольшевский, Поздняков на этот раз подъехал с помпой — на новом синем «Вольво» Дубова. Тот проявил недюжинное самообладание и выдержку в борьбе с пресловутым чувством собственника. Ни один мускул не дрогнул на его некрасивом, но мужественном лице. Расставаясь со своей сияющей красавицей, он только и сказал:
— Не слишком гоняй, лихач, две утраты одновременно — автомобиля и закадычного приятеля — мне не пережить.
Поздняков оценил мрачный юмор Дубова и пообещал:
— Буду ездить со скоростью велосипеда.
Дубов махнул рукой, очевидно, мысленно прощаясь навек с дорогой иномаркой и размышляя, что важнее в жизни: дружба или респектабельность.
Выруливая на стоянку перед домом Ольшевского, Поздняков сбросил газ, наслаждаясь послушанием автомобиля, тихо крадущегося на минимальной скорости, подобно умному и сильному животному. Дав себе слово, что, разговаривая с Ольшевским, он будет стоять у окна, не спуская глаз с оставленной машины, Поздняков припарковался, вышел, тщательно запер дверцу, заодно проверив остальные. Он и к подъезду шел оглядываясь, точно покидал не автомобиль, а любимую женщину, желая продлить печальный миг расставания.
Как назло, лифт в доме не работал. То ли с утра его уже успели сломать, то ли просто отключали на ночь, рассуждая на известный манер: нормальные люди в это время должны давно сидеть дома, а гуляки дотопают на своих двоих — в другой раз наука им будет. Поздняков, чертыхаясь, поплелся наверх, подволакивая ногу и от нечего делать представляя себя обмороженным альпинистом, штурмующим Эверест. Что ни говори, а шестой этаж.
Прежде чем позвонить в дверь нужной квартиры, он бросил тревожный взгляд в окно лестничной площадки: породистая иностранка скромно и преданно стояла внизу, благородно демонстрируя свои идеальные формы в свете тусклого фонаря.
На звонок никто не ответил, — больше того, Поздняков, сколько ни напрягал слух, так и не смог услышать ни малейшего шороха или какого-либо иного намека на присутствие в квартире живых существ. Поздняков нажал на звонок еще раз, третий, холодея от мысли, что он может надолго потерять след Ольшевского — вдруг тот испугался и подался в бега? На всякий случай подергал рукой дверь, и та, тихо скрипнув, медленно подалась вовнутрь. Это обстоятельство не понравилось Позднякову еще больше, чем отсутствие всякой реакции на его звонки.
Поздняков боком протиснулся в образовавшуюся щель и, стараясь ничего не задеть, медленно двинулся вперед. Беззвучно войти у него не получилось, потому что в прихожей он едва не растянулся, споткнувшись о брошенные на полу туфли.
«Не хватало только для полного счастья вторую ногу сломать», — подумал он, прогоняя неприятные предчувствия.
У бывшего следователя Николая Степановича Позднякова имелся какой-никакой опыт вторжений в такие незапертые квартиры. Как правило, ничего хорошего они не обещали, наоборот, массу неприятных сюрпризов, вроде остывших трупов.