Уйти вместе с ветром
Шрифт:
Так вот, я, конечно, сперва ей не поверила. Потом стали проверять — всё сходится. Откуда вы, говорю, узнали? Для Зиночки-то это третий уже интернат. А она мне: да так, говорит, сердцем почувствовала.
Ну что будешь делать, хуже, думаю, уже не станет, стала объяснять ей, как до больницы доехать. Тут вдруг мужик появляется, забулдыжный такой, шапочка с помпоном, а из кармана бутылка торчит. Подайте, говорит, сей же час мне мою Зину, потому как я её единокровный
У меня, знаете, глаза на лоб полезли. Тут супруги друг друга признали, прослезились на радостях. Она у него на груди рыдает: в больнице, мол, наша Зиночка, не ровён час помрёт. Он, солидно так, по спине её хлопает: ничего, дескать, Марина, теперь у нас всё на лад пойдёт, и сами выправимся, и Зину на ноги поставим. Я хоть и обомлела, конечно, но всё же на бутылку киваю. Которая в кармане у него. Он вдруг аж затрясся, хвать её за горлышко, да и хрясь прямо об пол. Вот так, говорит, мы раздавим гидру империализма!..
Ушли обнявшись, с адресом, я осталась. Собрала осколки, пол подтёрла, кабинет проветрила… Уборщицу звать не стала, неудобно, — у заведующей детским учреждением на весь кабинет бормотухой воняет… Пока прибиралась, думала, думала — так ничего и не поняла. Решила — бывает же в жизни!
Только дальше всё было как в сказке, мне потом доктор рассказывал. Пришли они в больницу, Зиночка уже без сознания лежит, трубки там всякие, капельницы… Марина заревела белугой, на пол повалилась:
«Проснись, поднимись, доченька! За тобой мамка пришла!..»
Мужик за карман хватается, где бутылка была, побелел весь, над женой присел, чего делать — не знает. Врачи — они же все в курсе, что ребёнок детдомовский, ничего понять не могут.
Вдруг Зиночка глаза открывает, шепчет: «Мама?»
Медсестра за всех решила, Марину подняла, к кровати подтащила:
«Вот тебе, девонька, мамка твоя!»
Зина улыбнулась:
«Ты за мной пришла?»
Марина на колени встала, голову меж трубок просунула, целует её… все вокруг плачут. Мужик бормотал чего-то, бормотал, потом вдруг в пляс пошёл… Представляете? В реанимационной палате! Прибежал главврач, утихомирил всех, конечно. Зиночка на поправку пошла. Из больницы её Марина прямо домой забрала. И мужик тот с ними прижился. На работу, говорят, устроился, грузчиком в магазин…
— Так что же во всём этом плохого-то, Клавдия Николаевна? — Я тоже украдкой вытерла слёзы, как после доброго мультфильма на Рождество. — Счастье ведь. Посмотреть одним глазком,
— Да, конечно, только… — Клавдия Николаевна снова смутилась, опустила покрасневшие глаза.
— Только — что?
— Только ведь это, знаете, было начало…
— Ну, если продолжение хоть вполовину такое же… — бодро подхватила я.
— Такое же! — отчаянно выкрикнула женщина и, словно испугавшись собственного крика, прижала к щекам ладони. Многострадальный платок подбитым воробьём шлёпнулся на пол. — Знаете, не вполовину, а точно такое же, — повторила она уже тише и, окончательно взяв себя в руки, вернулась к рассказу: — Только мы за Зиночку порадовались, как опять всё не слава Богу — Коля Маремьян в спортзале на скакалке повесился. Сняли его, конечно, откачали, а он одно твердит: «Всё равно жить не буду, вон, Зинке повезло, ей и жить, а мне — незачем». Да уж, думаю я, Коленька, так, как Зинке повезло, это один раз на миллион бывает. И что же вы думаете…
— Что?! — наплевав на профессионализм, выдохнула я.
— Явилась мать его, — севшим голосом сказала Клавдия Николаевна и отвернулась. — Через два дня. Из Гродно ехала. И опять всё сходится. Откуда узнала — ума не приложу, ведь прямо в роддоме Колю-то бросила. И сама женщина толком ничего объяснить не может. Такое мурло, прости Господи, глянуть страшно, только для Коли всё одно — мать… Уж я сопротивлялась, как могла, но где там… Увезла она Колю…
— Ну что, впечатляет? — покосился Кирилл.
— Вполне, — ответила Тина.
— В почту пойдёшь? Бяке письма писать?
— Даже и не знаю…
— Что же они — вот так прямо взяли и оставили её там?! — Алла сидела на кровати на пятках и раскачивалась взад-вперёд, точно мусульманин на молитве. — И больше никогда?..
— Именно, — кивнула Тина. Почему-то она совсем Алке не сочувствовала. Даже жутковатую Дезире и то было больше жалко. Не говоря уже о других. — Вот два кулька унесли домой — тебя и Иру. А третий оставили. Побочный результат неудачного эксперимента. Так сама Дезире говорит.
— Я хочу её увидеть!
— Прошлый раз она сама тебя позвала, так тебе ж вроде не понравилось? Хотя если теперь… Ну так флаг тебе в руки и барабан на шею. Я-то при чём?
Алла беспомощно взглянула на Тину:
— Но как же я её без тебя найду?
— А со мной как? Встречу мы с ней не назначали, в телепатии ихней я уж вовсе не рою… Всё, что знала, тебе рассказала.
— Но она больше не зовёт меня…
— Расхотела, наверное. Или другие дела нашлись.