Уютная душа
Шрифт:
— Девочки, а за что вы его фашистом зовете? — Голос Тани он не перепутал бы ни с чьим.
— Такой и есть! Вредный злобный гад. Конечно, ты ему угождаешь, и у него пока нет повода тебя гнобить. Но вообще не обольщайся, он ненавидит тебя так же, как все остальное человечество.
Миллер и не предполагал, что у Ирины Анатольевны, которую он уважал и ценил, сложилось такое нелестное мнение о его персоне!
— Нет, фашистом я бы его не назвала, — задумчиво протянула Таня. — И сдается мне, он совсем не злой. Просто бесстрастный и холодный человек. Так что если уж выбирать ему
Опять раздался дружный хохот, а Дмитрий Дмитриевич подумал, что истина «подслушивающий человек рискует услышать много для себя неприятного» подтверждается на все сто.
— Нет, правда, девочки. Как и дьявол, наш Миллер не способен на сильные чувства. Зато холодность позволяет ему быть справедливым и объективным, а мы за это считаем его злым. На самом деле он просто несчастный человек, он завидует нам, как Воланд.
— Таня, что ты несешь? При чем тут Воланд?
— Воланд тоже бесстрастный и тоже завидует людям. Поэтому и вводит в искушение, играет на человеческих страстях, чтобы в очередной раз убедиться, что они толкают людей только на грех и некрасивые поступки. Наш, конечно, дьявольским промыслом не занимается, но ему тоже приятно лишний раз убедиться, насколько мерзок род людской.
Он не думал, что ему будет так больно слушать Таню! Вероника Смысловская сказала, что он не способен на любовь, но у нее были к тому основания. И бесстрастным она его не обзывала. А Таня, да как она могла? После того как он месяц проработал с ней бок о бок, и каждый его вздох, каждое движение были наполнены мучительной нежностью… Путь она не поняла его любви, но назвать его холодным… Наслушалась бабских россказней, только и всего!
— Ты тут целую философию развела, оперируешь вселенскими понятиями, а на самом деле все гораздо проще — твой любимый профессор просто злобный эгоист. Поэтому до сих пор и не женат.
— Вообще-то злобные эгоисты тоже имеют право на счастье, — заметила Таня. — Он же не виноват, что такой уродился.
— А женщина виновата? Чем жить с таким занудой, лучше сразу повеситься.
«Ну и повесься!» — злобно пожелал Миллер. А он-то думал, что, несмотря на ненависть к нему как к штатной единице, его жениховский рейтинг остается в коллективе высоким. До этого момента он был убежден, что любая сотрудница, получив от него предложение руки и сердца, ответит моментальным согласием.
— Он может быть очень счастлив в браке, — заступилась Таня. — Знаете же, один любит, другой позволяет себя любить. Позволять себя любить — это тоже дорогого стоит. Понять, как сильно тебя любят, принять чужую любовь и ответить на нее благодарностью — пожалуй, это даже труднее, чем любить самому. Обычно как бывает? Если человек влюбляется в нас, мы сразу же начинаем считать его своей собственностью и относимся к нему хуже, чем к верной собаке. Чем самоотверженнее он любит, тем сильнее мы презираем его, беззастенчиво пользуясь его услугами, а сами сохнем по какому-нибудь красавчику, который нас и знать не хочет. Мало у кого хватает мужества сказать: вот человек, для которого я — центр Вселенной. Спасибо ему, что он выбрал меня из всего остального человечества, что я — самый главный человек в
— Как поэтично! — фыркнула Ирина Анатольевна.
— Зато правда! — отрезала Таня. — Меня этому мама учила. Она выходила за отца без любви, он взял ее буквально измором, но я никогда не встречала более счастливой пары. Она вовремя поняла, что нужно быть благодарной за любовь.
Разговор плавно перетек на темы, не имеющие прямого отношения к Миллеру, и он осторожно поднялся на третий этаж, чтобы окольным путем пробраться к себе в кабинет. Встречаться с кошмарными тетками ему совершенно не хотелось.
Вернувшись в каморку, он вымыл лицо холодной водой, посмотрел в зеркало и строго сказал себе: «Любовь умерла!» Поймал себя на том, что у него появляется привычка разговаривать со своим отражением — верный признак полного одиночества, и расстроился окончательно.
«Надо же, чуть было не женился на сентиментальной дуре, которая верит книжным представлениям о любви, а на досуге размышляет о философских аспектах романа «Мастер и Маргарита». Причем размышления эти дают очень скудный результат! Вот нахалка, она еще пытается анализировать мою личность! Ни черта не зная обо мне, опираясь на сплетни глупых баб. Вылепила из меня героя слюнявого женского романа. Нет, такого бреда я давно уже не слышал!»
На душе было тошно. Миллер открыл шкаф, мечтая найти там что-нибудь успокоительное.
— Прошла любовь, завяли помидоры, сандальи жмут, и нам не по пути! — продекламировал он вслух, убедившись, что коварный Криворучко стащил у него все запасы.
«Значит, она записала меня в бесчувственные личности! А сама, надо понимать, крупный спец по любви! Господи, спасибо, что ты сделал меня невольным свидетелем этой душераздирающей беседы! Какого бы я свалял дурака, если бы сделал предложение! Эта экзальтированная особа тут же решила бы, что безмерно меня любит, и я должен был бы каждую минуту ценить ее чувства и благодарить за них. В мою любовь она бы никогда не поверила, потому что ей удобнее считать меня холодным и мрачным типом».
Тут обнаружилось, что у него кончились и сигареты. Он вспомнил о сотовом.
— Чесноков, это звонок другу. Можете зайти ко мне с парочкой сигарет?
— Не вопрос.
Миллер сел за стол, для солидности раскрыв перед собой диссертацию, требующую отзыва, и стал ждать.
«А вдруг она права? Ведь если бы я любил ее по-настоящему, то любил бы и ее бредовые высказывания. По сути, она не сказала обо мне ничего обидного. Просто начиталась сентиментальных романов, дурочка. Но дурочки, как и злобные эгоисты, тоже имеют право на счастье».
— А я гостя привел, — радостно объявил Чесноков, появляясь в дверях.
— Я вообще-то только сигареты просил… — Но, увидев вошедшего, Миллер заулыбался, поднялся из-за стола и вышел ему навстречу.
— Человек страдал возле вашего прежнего кабинета, — пояснил Стас, вынимая из кармана пачку «Петра I».
— Я уж испугался, шутка ли, целый этаж исчез с лица земли! — Яша Розенберг расцеловал Миллера в обе щеки. — А ты вот где окопался. Если бы не молодой человек, я бы до сих пор там торчал.