Uzbekiada
Шрифт:
Старуха протянула к нему руку, покрытую пятнами напоминающими трупные, схватила за ворот, притянув себе. Открыв рот, она извергла из себя тираду, состоящую из слов на непонятном языке, напоминающих ругательства вкупе с невообразимой вонью. Он не понял абсолютно ничего и даже предпринял робкую попытку вырваться, но старуха ударила его по щеке, тряхнула будто котёнка и снова повторила тираду, слово в слово. Он снова ничего не понял, и старуха не осталась в долгу.
С недавних пор, узбек знал, жизнь никогда не будет прежней. Сибарит в прошлом, заключённый в настоящем, аскет в будущем, но только, если доживёт.
Довольно давно, когда
Узбек уснул, не дождавшись окончания фильма и чем закончилась история не знал и, тем не менее, именно сейчас до него дошёл смысл выражения: "Даже фантаст-любитель предскажет больше и точнее, чем самая профессиональная гадалка".
Зомби, инопланетяне или даже вампиры хоть как-то вписывались в представление о конце света, но то, что в "День гнева", всё население заменят собой злобные старухи, вводило его в исступление и ужас. Они мало того, что избили его, так ещё и бросили в компании с такими же морщинистыми, злобными тварями в одной камере. И сейчас он смотрел одному из таких чудовищ в глаза.
Мерзкая тварь запихнула ему за щеку маленькую, но почему-то шестиугольную картофелину с отверстием точно по центру, зажала узбеку рот и мгновение спустя, той же рукой нанесла сильнейший удар сбоку. Картофелина сломала два зуба, заставив узбека взвыть от боли. Он упал на пол, держась за челюсть, но старуха не угомонилась, он вновь оказался перед ней, а картофелина была поднята с пола и обрела своё место уже за другой щекой. Снова удар, снова боль, снова бетонный заплёванный пол и размазанная по нему же кровь.
***
– Знавал я одного немца.
– Вспомнил Линдквист.
– Как же его звали? Неважно. Дело не в том, что он немец, а в мировоззрении, кстати, несвойственным немцам... Сами знаете, славное прошлое, тысячелетний рейх... Из общения с ним, мне запомнилась одна фраза, очень ёмкая и в последнее время, я всё больше и больше убеждаюсь, что правдивая. "Насилие охватывает мир", любил говорить он. Сначала я не придавал этому значения, но теперь... Зачем вы напали на соседку?
Последние сорок минут, инспектор только и делал, что упрямо повторял сидящему напротив узбеку один и тот же вопрос. Он задал его один раз, но не получил ответа, узбек просто сидел и молча смотрел на него. Линдквист знал, его били в камере, но вместо жалоб или нытья, узбек вообще не издал ни звука. Попытки со второй по девятнадцатую тоже провалились.
Узбек смотрел на очередную ведьму, сжимая закованные в руки в кулаки. Та повторяла одно и тоже, но не била его и всё же он ненавидел её. Сейчас он ненавидел, абсолютно всех, но одного, ненавидел больше всех... Пациент номер ноль. Тот самый жирдяй с которого начался весь этот кошмар. Узбек вспомнил события последних дней и сделал крайне простой и шокирующий вывод, во всём был виноват именно он. И ведь
– Как бы не было печально, но придётся отправить вас, на обследование.
– С горечью констатировал инспектор, но узбек всё равно молчал.
Старуха молча встала и вышла из помещения, вскоре появилась другая, схватила его за шею, поставила на ноги и повела сквозь череду коридоров. Пока шли, узбек всё так же хранил молчание, но, когда оказался на улице, выкрикнул: "Ура".
Воодушевлённый свежим воздухом, он рванул вперёд, но не смог сделать и шага. Наручники сковывавшие руки за спиной, дёрнула на себя старуха и поволокла брыкающегося узбека, к старой и ржавой колымаге. Усадив его на заднее пропитанное потом и мочой сидение, она села за руль, а соседнее с ней место, заняла ещё одна. Колымага тронулась с места, узбек мысленно попрощался жизнью и всё же не упустил возможности поглазеть в окно.
Его везли в неизвестном направлении, по улицам переполненными старухами, самыми разными, старухи бойкие, еле волочащие ноги, были даже старухи размером с ребёнка. Узбек смотрел на это, и не понимал, как такое вообще могло произойти. Рация, расположенная на приборной панели колымаги, истошно заверещала. Одна из старух ответила на всё том же непонятном языке. Старухи приглянулись между собой, колымага прибавила ходу. Ржавый, разваливающийся рыдван нёсся вперёд с бешенной скоростью и узбека бросало из стороны в сторону. В очередной раз ударившись головой о небьющиеся стекло, он увидел автобус, мчащийся по правому борту. И если бы не его водитель...
За рулём автобуса сидел старикашка, полудохлый, с эталонной лысиной и усами. Старик вёл автобус, но его душила очередная старуха. В этот момент узбек понял, что не одинок в этом мире, были ещё те, кто сопротивлялся мерзким тварям.
Старуха, сидящая на переднем пассажирском сидении, высунулась по пояс из окна видимо для того чтобы, оборвать жизнь престарелого водителя. Узбек не мог позволить этому случиться. Должно быть в этот момент старухи пожалели, что их не разделяла обыкновенная металлическая сетка, он изловчился и ударил ногой старуху, сидевшую за рулём, прямо в затылок, послышался хлопок, а дальше узбек потерял сознание от удара головой о что-то.
Машина, перевёрнутая вверх колёсами, горела, начинало попахивать жаренным на открытом огне мясом. Узбек открыл глаза. Рядом визжала, зажатая в искорёженном рыдване и горящая заживо старуха, вторая вывалилась из окна за мгновение до того, как они перевернулись. Узбек выполз из машины через оконный проём стекло которого всё-таки не выдержало и разбилось. Почти все твари, переполошенные автобусом, куда-то разбежались, на улице в этот момент их было трое: две старухи и он. Узбек поднялся на ноги, но к своему удивлению обнаружил, что пережил страшную аварию без единой царапины. Горящая старуха вновь истошно закричала.