Узбекские народные сказки. Том 1
Шрифт:
– Хорошо, – сказал падишах и отдал сынка-балбеса дочери бедняка на выучку.
Привели придворные принца-балбеса в дом бедняка.
Увидел принц-балбес, что дочка бедняка маленькая девочка, и подумал: «Дам ей затрещину, она и не будет меня учить».
А девочка была большая умница. Только поднял он руку, она раз ему по щеке.
Принца-балбеса в жизни никто не бил, к тому же он был большой трус. Он так испугался, что с тех пор, как только девочка чуть-чуть хмурила брови, он и дышать переставал. За свой плохой
Через сорок дней падишах вспомнил о сыне-балбесе, позвал четыреста своих длиннобородых и сказал:
– А ну, приведите сыночка. Посмотрим, чему его научила девчонка, а если не научила, сейчас же город в порошок сотру, а от всех жителей и пепла не оставлю. Девчонку прикажу к хвосту диких лошадей привязать.
Привели принца-балбеса.
– А ну, сыночек, почитай.
Начал принц-балбес читать.
Спотыкается, запинается, а читает.
Удивился падишах, удивились длиннобородые.
– Ну, как мой сын? – спросил падишах.
– Принц очень способный! – говорят длиннобородые и бородами трясут.
Обрадовался падишах, сынка-балбеса в новый золототканый халат нарядил, подарками драгоценными одарил, пиршество устроил, а бедняку сказал:
– Ну, иди, иди. Нечего тебе и твоей девке нос задирать. Благодарите аллаха, что от верной гибели избавились.
А жители того города радовались, что падишах город разрушать не будет и жизнь им пощадил. Пусть они радуются, а мы посмотрим на принца.
А принц-балбес после праздника лег на сырую землю и так лежал сорок дней и сорок ночей, не ел, не пил.
Опечалился падишах, послал глашатаев по базарам и велел кликнуть клич:
– Кто сумеет заставить моего сына разговаривать, того с головою засыплю золотом и красотку с черными косами подарю. А если не найдется такого человека, город разорю, а от жителей даже пепла не оставлю.
Жила в городе одна убогая, беззубая старушка.
Взяла она в рот урючину, пососала немного и сказала:
– Хм.
Пришла она во дворец, потерла принцу-балбесу спину и спрашивает:
– Эх, сынок! У твоего отца-падишаха еды-питья вдосталь, чего же ты лежишь и молчишь?
Говорит принц-балбес:
– Если отец женит меня на моей учительнице, я буду разговаривать, а нет – буду лежать, пока не помру.
Услыхал падишах, что говорит сын, позвал четыреста длиннобородых и спрашивает:
– Посмотрите-ка в священные книги, можно ли моего любезного сыночка женить на этой босячке.
Смотрели четыреста длиннобородых в священные книги, ничего не высмотрели.
Пришли к падишаху, говорят:
– Нет, не дозволяется!
А принц-балбес лежит, не ест, не пьет.
Разгневался падишах, позвал палачей.
Семеро палачей предстали перед падишахом со сложенными на груди руками, поклонились
– Остры у нас сабли, сильны у нас руки, кому пришел смертный час, не успеет свет коснуться тени, а мы уже голову ему снесем.
Связали палачи четыремстам длиннобородым руки назад и повели на площадь головы им рубить. Жил в том городе одни законовед-неудачник.
«Пусть лучше останутся в живых четыреста человек, чем умирать им», – подумал он, пошел к падишаху и сказал:
– О, падишах, в священных книгах нашел я такое широкое объяснение, как восьмидесятиаршинная улица в Намангане. Хочешь – жени сына на дочери бедняка, хочешь – не жени, ничего за это не будет.
Обрадовался падишах, послал своих людей в дом бедняка, схватили они девушку, привели силой во дворец. Не спросили у нее даже согласия и отпраздновали свадьбу.
Наутро после свадьбы принц-балбес велел выкопать яму. Подвел к яме дочь бедняка, связал все ее сорок косичек в один узел, ударил по правой щеке, ударил по левой и повесил за косу.
– Вот тебе, босячка, за то, что ты меня, принца, била.
А сам сел на лошадь и уехал на охоту. Вечером приехал, вытащил дочь бедняка из ямы, а утром опять повесил за косы. Так прошло сорок дней. На сорок первый день дочь бедняка со слезами взмолилась:
– Я слабая, бессильная, отпусти меня сегодня, я схожу повидаюсь с родителями, а то, видно, так и не увижу их совсем.
– Иди, но возвращайся сейчас же. Чуть опоздаешь – прикажу казнить, кожу твою набью соломой и повешу на стене дворца в назидание всем женам, чтобы слушали мужей.
Обрадовалась дочь бедняка. Второпях натянула ичиги, накинула паранджу, схватила две кукурузные лепешки и побежала домой к матери.
Увидела мать изнуренное лицо дочери, заплакала, запричитала:
– Вай, дочка, что с тобой?!! Пожелтела ты, точно солома, а твой нежный стан согнулся, словно волосок. Уж не смерть ли твоя пришла?
– Ой, матушка, сын шаха мучает меня сорок дней. Нет мне кусочка хлеба, нет мне глоточка воды, а только пощечины. Держит меня в яме.
Сжалось сердце матери. Вымыла она дочери лицо, заплела ей волосы, расстелила перед ней скатерть, подала всякого угощения. А когда дочь поела и повеселела, мать открыла сундучок, достала женский портрет, дала его дочери и сказала:
– Когда муж тебя ударит по лицу, ты улыбнись, а когда еще раз ударит, засмейся. Спросит он, почему ты не плачешь, а смеешься, скажи: «Твои побои – для меня вкусная лапша, твоя брань – бараний плов. Делай со мной, что хочешь, только не бери второй женой ту девицу, что здесь на портрете». Да еще засмейся звонче.
Вернувшись домой, дочь бедняка поступила так, как наказывала ей мать.
Когда принц-балбес посмотрел на портрет, он увидел девицу столь совершенной красоты, что сердце его пронизало острие стрелы.