Узел (Повести и рассказы)
Шрифт:
— Как она его, а! Не дается, тварь. Вишь, время не пришло.
Громко расхохотался и добавил:
— Торопиться-то к чему? Всему свое время!
Отставил кружку, достал пару банок тушенки и, пропоров ножом отверстия в крышках, поставил в костер. «Ну и охранника мне подсунули, — подумал Серега, разглядывая короткопалые грязные руки Сычева. — С таким только и возить золото по тайге… Что от кого охранять — неизвестно».
— На чаю до утра тоскливо будет, — объяснил Сычев, показывая на банки, и неожиданно спросил: — Ты-то женатый или нет?
— Женат, конечно, — ответил Серега.
— И дети, поди, есть? — сощурил угрюмые глаза Сычев.
— Нет еще.
— Это хорошо! — обрадовался
— В Красноярске. Студентка она еще, на пятом курсе.
— А-а! И это хорошо. Тут-то она с тоски бы… того, а там ниче, люди вокруг все-таки. Помогут как-никак, утешат, если что…
— Да мы переписываемся часто. Она и не скучает. Обещала приехать скоро.
— Никудышная работенка у вас. Да и опасная.
— Кому как! — рассудил Серега. — А нам с женой нравится.
— Болтайся по тайге туды-сюды, — продолжал Сычев. — С золотом еще… Народ разный тут шастает… А много везем-то?
— Пуд. Народ спокойный. А потом, ты же не так просто со мной поехал, а для охраны…
Сычев, выхватывая горячие банки из костра, буркнул:
— Знаю. Приходилось уж охранять. Зарплату на рудники сопровождал.
— Тем более!
Разговорился молчун Сычев, и Сереге стало спокойнее. «Вид у него свирепый, а так мужик ничего», — выбирая куски мяса из банки, думал Серега… А коновод все рассказывал и рассказывал. То про Колыму, где он жил с одной бабой и сына завел, да сволочь баба не уберегла, помер мальчишка. И о том, как падал однажды на вертолете, не разбился, правда, но с тех пор больше не летает на них, потому и подался в коноводы. И как однажды, когда работал в другой партии, вез продукты на двух лошадях и, пока разыскивал в тайге отряд, — сам съел половину, а вторую половину угробил, выкупавшись в реке. А тот несчастный отряд полтора месяца на двух вертолетах искал, в свою очередь, Сычева с караваном. Серега, увлеченный рассказами, спросил, показывая на синюю рябь по лицу:
— А это… откуда?
Сычев нахмурился, погладил пальцами рябую кожу на щеке, вздохнул и нехотя сказал:
— Да было дело… Угольной крошкой в шахте посекло.
И замолчал. За весь вечер слова не сказал. После ужина вынул кусок тряпки, долго и старательно чистил берданку, смазал затвор и зарядил.
— С нее на три метра с подбегом… — попробовал разговорить Сычева Серега. Но тот стрельнул глазами в его сторону и промолчал.
Дождь усиливался. А недалеко, раскатисто и тревожно, ржали лошади.
3
На следующий день с утра прошли километров тридцать и остановились обедать. Сомнений не было: сычевская кобылка явно «гулялась», и коновод, вытягивая ее вдоль спины кнутом, материл сам себя, что угораздило-де его ехать на кобылке, жеребец покоя не даст всю дорогу.
На привале, как обычно, Сычев привязал свою лошадь, только теперь не веревкой, а поводом. Серега Доктора не привязал: куда он от нее денется! Расседлывать тоже не стали, и Серега как был с полевой сумкой через плечо и карабином, так и соскочил с коня, машинально проверил подпруги и подошел к Сычеву, который разводил костер.
— Если так идти, завтра на базе будем, — сообщил он.
— Не торопись, — бросил коновод, — всему свое время…
Пока обедали, кони ни на секунду не успокаивались. Теперь уже кобылка не отбивалась ногами, лишь изредка покусывала Доктору прикрытую гривой шею. Доктор же от этих укусов бесился, вставал на дыбы, ржал, выделывая вокруг кобылки пируэты загадочного танца.
Серега вполглаза наблюдал за лошадьми и пил чай. Сычев сидел к ним спиной и не обращал внимания на любовную пляску. И когда Серега в очередной раз взглянул на коней и увидел, что кобылка, оторвав повод, быстрым ходом
— Ты смотри, что они делают!
Сычев укоризненно посмотрел на Серегу и пробурчал:
— Чего? Свадьбы не видал, что ли?
— Там же золото!
Сычев издевательски расхохотался и, как показалось Сереге, недобро заметил:
— Оно им не помеха. Это тебе из-за него приходится… — и обернулся. Лошади перешли на рысь и быстро удалялись по болоту.
Сычев вскочил и закричал:
— Бей! Чего сидишь!
Серега вскинул карабин, но руки не слушались. Плясала мушка, и плясали лошади.
— Бей! — орал Сычев. — Она ж его уведет сейчас!
— Догоню! — крикнул Серега и сорвался следом, размахивая карабином. Сычев в это время все же ухватил берданку и, стоя, торопливо выцеливал, прильнув бородой к прикладу. Глаза лихорадочно ловили мельтешащие цели.
Серега отбежал метров сорок, когда звучно ударил первый выстрел и пуля с визгом скользнула над болотом. Он обернулся, погрозил кулаком и на бегу крикнул:
— Дурак! Ты чего?!
Сычев торопливо дергал затвор, перезаряжая берданку. Серега зацепился ногой за обомшелый сук. Карабин дренькнул и отлетел в сторону. Серега ползком подобрался к нему, вскочил, как бегун с низкого старта, и помчался, прыгая через кочки, свежим лошадиным следом. А сзади продолжали стучать выстрелы и доносился мат Сычева.
Около часа Серега, задыхаясь от с ходу взятого спринтерского темпа, бежал, не теряя из виду колыхающихся в галопе лошадей. Бежать мешала высокая трава. Болото с редкими островами чахлой сосенки уходило далеко к горизонту, где синей полоской виднелся лес. Кобылка шла впереди, уводя все дальше и дальше некогда ленивого, нерасторопного жеребца вместе с пудом драгметалла, за который Серега отвечал головой. Еще через час лошади оторвались метров на триста.
Жеребца уводила молодая сильная кобылка, уводила призывным ржанием и легким бегом. Серегу Лиходеева уводила боязнь за груз, который колотился на хребте лошади. Что им было, лошадям, безумным от любви, до маленького человека, бегущего за ними со сдавленным спазмами горлом? Даже если бы Серега упал сейчас в болотную жижу и открыл пальбу, то и тогда, наверное, они не остановились бы, не стали шарахаться по сторонам от звенящих пуль. Оглохли кони. Не до людей им сейчас и не до золота. Бесится природа в натянутых жилах, кровь в голову бьет. Попади конские ноги в прикрытую мхами трясину — не сгинули бы, враз перемахнули и дальше! Что трясина, когда туман в голове и теплая, пружинистая сила в разгоряченных мышцах. Тут простора б побольше, чтобы можно было силушку эту выложить, всю до капли. А потом хоть стреляй, хоть в зыбь угоди — все равно! Море по колено.
Каково же ему, Сереге Лиходееву, рассекать высокие травы по кочковатой, хлипкой болотной земле? Бог с ним, что мокрый по уши, обсохнуть потом можно. Силы-то обыкновенные, человеческие, и подогреваются только мыслью: «Что же будет, если эту разнесчастную пригоршню песка провороню?» Было бы, конечно, Сереге… Конечно, и в воровстве заподозрят, а уж о том, что последним человеком в партии станешь, — тут и речи нет. С грязью смешают. С золотом имел дело как-никак, осторожным надо быть. Тебе доверили, а ты… Тоска, в общем, если лошади пропадут. С них спросу нет. Они — животные, им полагается жить по зову инстинктов. А человеку — по зову закона. Как ни крути, а надо Сереге мчаться за лошадьми, ловить раскрытым ртом воздух. Им, Доктору и кобылке, куда проще бегать. Играют, им весело. Человеку же не до игры… Однако это, может быть, и не плохо. Тоже можно без задержки и топь перемахнуть, и от пули не шарахнуться.