Узел (Повести и рассказы)
Шрифт:
Утром Ладецкий не пришел. Пухов на связи доложил о нем в экспедицию и устроил собрание. Худякова на собрании не было. Он не появлялся в лагерь с тех пор, как убежал от меня на окраине Плахино. На собрании Пухов объявил, что после обеда начинаются поиски Ладецкого и работы на профилях временно прекращаются. Тут же были организованы четыре поисковые группы. Меня зачислили в одну из них на правах проводника. Я же сейчас представления не имел, как выйти на место, откуда Ладецкий двинулся в свой путь. Я пробовал отказаться от такой должности и советовал взять проводником Худякова, потому
— Поведешь!
До обеда мы с топографом, который тоже был в нашей группе, изучали карту, с горем пополам определили примерное место, нашли те луговины и осиновые гривы. Но когда пришли на место — начало смеркаться, и мы решили ночевать. Всю ночь палили из ружей и ракетницы, стучали топором по комлю подвешенного сухого бревна, как в колокол, но бесполезно. В тайге носилось лишь одно приглушенное, немощное эхо. Утром я пытался найти место, где переобулся, но проклятые луговины были похожи одна на другую. Пошли наугад. Залезли в густые пихтачи, где в трех метрах не видно впереди идущего, потом на широкие болота, пересекли их и топали чахлым мелколесьем до самого вечера. Вечером неожиданно пошел густой мокрый снег, и когда снежный заряд пронесло, на западе разлился багровый закат. Мы все еще надеялись отыскать след Ладецкого, подсекали старые звериные тропы, но где же найти одинокий человеческий след двухдневной давности в осенней тайге?..
Через день мы вернулись в лагерь. Я шел и надеялся, что Ладецкий вышел сам, выбрался, пока мы плутали, и сидит теперь на кухне с Гришей, травит анекдоты и гоняет чаи. Если бы так случилось, я бы подошел к нему и молча врезал по морде…
А может быть, он бы мне врезал…
Пухов не дал мне даже зайти в палатку и снять мокрую одежду. Затащил в избу, где жили зимовщики, и спросил:
— Когда ты сидел с Зайцевым и переобувался, Худяков стрелял?
— Стрелял… — сказал я, не сообразив, к чему он клонит. — Убежал следом за Ладецким и там…
— Сколько раз стрелял?
— Кажется, три… — ответил я и понял все. — Вы что, думаете, что он его?..
— Я так не думаю. Так оно и есть, — уверенно сказал Пухов.
— Не-е, он не мог… Да вы что? — я вспомнил момент, когда Худяков оставил Ладецкого и подошел к нам. Да, Худяков был взволнован, сердит, но он не походил на человека, только что совершившего убийство. Впрочем, я никогда не видел убийц…
— Помнишь, как он набрасывался на Ладецкого, когда тот прикармливал его собак? — продолжал начальник. — Набрасывался и угрожал убийством. И когда Ладецкий назвал его шкурой, Худякова затрясло. Зайцев видел…
— Я тоже видел… — проговорил я, вспомнив яростно блестящие глаза Худякова. — Но он потом еще и по дороге стрелял. Я подумал, что он подзывает к себе собак выстрелами…
— Одна птица тоже думала… — сказал начальник. — Сейчас поздно думать. Сейчас действовать надо. Иначе с нас головы полетят. Черт меня дернул принимать его на работу! — воскликнул Пухов и ударил себя по голове. — Жизнь прожил, а ума нет… Короче, я вызвал милицию. А пока надо действовать самим. Погода нелетная, пока милиция прилетит…
— Где Худяков? — спросил я.
— Худяков под охраной в своем шалаше.
— А мне можно?
— Тебе? — Пухов взглянул на меня так, будто страдал дальнозоркостью и, чтобы рассмотреть предмет, отставлял его подальше от глаз. — Тебе, Мельников, я пока доверяю. Ты парень без прошлого, в университете учишься, английский знаешь…
— Гриша тоже английским владеет, — вставил я.
— С твоим Гришей я еще разберусь, — пообещал Пухов. — Держать в поварах неизвестного человека, что на пороховой бочке сидеть… Ты-то что упрямишься?
— Я не упрямлюсь, — сказал я, — я хочу разобраться…
— Ты потом будешь разбираться, когда диплом получишь. Тоже мне, будущий инженер душ человеческих… Ты должен был раньше его разглядеть. Даже раньше меня, понял?
— Понял, — согласился я и ушел.
Мне страшно хотелось спать. Едва раздевшись, забрался в спальник и прикрыл глаза.
— Давай поговорим, — предложил Гриша. — Мы с тобой, кажется, в такую историю влипли…
— В историю, — согласился я и увидел убегающего от меня Худякова…
— Свидетель, конечно, положение ничего, не как у подозреваемого, — бубнил где-то далеко Гриша. — Но поверь мне, можно с кондачка такую хреновину сморозить… Ты помнишь, сколько раз он палил, когда ушел догонять Ладецкого?..
Мне уже снилось болотце в пригороде Львова, бурая мягкая грязь и мина в гнилом деревянном ящичке. Я тянул к ней руку, но рука была не моя, чужая, похожая на руку Кеши, когда он вылавливал свою голубую змейку под крышкой на заброшенном смолзаводе.
На следующий день погода не наладилась, и вертолет опять не прилетел. Поисковые группы ушли в тайгу рано утром, ушли под дождь со снегом, налегке, без палаток и спальников. Одни откровенно материли Ладецкого, Пухова, Худякова, меня, все эти поиски, другие подбадривали, дескать, надо искать, человек пропал, не игрушка, но на лицах было недовольство и злость. В лагере оставались Пухов, Зайцев и я да еще двое зимовщиков. И, конечно же, Худяков, который сидел в шалаше под арестом. Я встал вместе со всеми рано, однако по распоряжению Пухова в тайгу не пошел, а сменил зимовщика Прохорова, караулившего Худякова. Прохоров сидел подле выхода из шалаша, забрался в спальник с сапогами и дремал.
— Иди спать, — сказал я ему.
Прохоров выбрался из спальника и, отозвав меня в сторону, сообщил на ухо:
— Ты прислушивайся. Он чего-то все бухтит.
— Ладно, — махнул я. — Иди…
Он передал мне ружье с патронами и, скрутив мешок, убежал в избу. Я обошел шалаш: на месте Худякова от такого охранника, как Прохоров, я бы давно удрал. Стоит осторожно раздвинуть палки каркаса, отогнуть полоску рубероида, и на все четыре стороны!.. Я сел на чурку возле входа и поднял капюшон дождевика. «Сидеть так целый день — немыслимо и бесполезно», — подумал я и прислушался к звукам в шалаше. Худяков, казалось, спал: дышал неровно, но глубоко. Через несколько минут пришел Гриша с котелком в руке и сказал, что ему велено покормить арестованного.