Узел
Шрифт:
– Ну-ну… Так что я должен сделать?
– Поговорить с теми, кому доверяете, приватно. Скажите им так: ничего не бойтесь, нынешнего начальства скоро не будет. А новому вы предъявите свою помощь комиссии Лыкова. Надо показать, что вы не молчали, не сидели сложа руки.
– То есть я могу обещать им защиту?
– Не только защиту, Василий Степанович. Вспомните разговор со Столыпиным. Он ясно дал понять, что дни Рейнбота на должности столичного [8] градоначальника сочтены. Значит, и Мойсеенко тоже. Как минимум его выгонят за бездействие, следствием которого стал такой разгул преступности. А может, и до суда дело дойдет. Московскую сыскную полицию ожидает большая чистка. И те, кто сейчас поможет нам с вами, могут рассчитывать на место
8
Москва считалась столицей наряду с Петербургом.
– Теперь понятно. Сколько нам понадобится людей?
– А сколько их вообще? Вам ведь год назад существенно расширили штаты.
– Так точно. Было двенадцать надзирателей, а стало сразу шестьдесят. И должность помощника ввели. Еще добавили двух чиновников для поручений, делопроизводителя с двумя помощниками, архивариуса, фотографа, четырех служителей и пятнадцать городовых. Даже фельдшер есть теперь при сыскной полиции.
– Вот скотина, – выругался питерец, имея в виду Мойсеенко. – Ему штаты впятеро увеличили, служи не хочу. А он всю службу и развалил.
После этого перешли к разработке конкретных планов. Решили установить наблюдение на самых крупных станциях. И затем провести одновременно несколько массовых арестов.
Стефанову окончательно поручили распропагандировать честных сыщиков. Они должны были руководить действиями жандармов и оформить все необходимые бумаги по итогам задержаний.
Запасов отвечал за силовое прикрытие. Особо оговорили, что цели операции пока нельзя раскрывать даже жандармскому начальству. Мало ли что? Пусть генералы будут готовы выделить сто пятьдесят сабель [9] по заявке Лыкова. А куда их направить, решит сам коллежский советник.
9
Отдельный корпус жандармов считался кавалерийской частью.
Фон Мекк взял на себя подготовку к реформам на железных дорогах. Из пяти станций, на которых планировали провести секретную операцию, две принадлежали Московско-Казанской дороге. Николай Карлович должен был по результатам облавы выявить слабые места в организации. И предложить меры по ее улучшению, которые будут приняты по всей отрасли.
Операцию наметили провести через неделю, в ночь с 12 на 13 ноября. Все детали надлежало сохранять в полной тайне.
Глава 4
Рейнботовщина
Странная комиссия из трех человек начала свою деятельность. Быстро выяснилось, что Стефанов очень болен. Большую часть дня сыщику приходилось проводить в постели. Квартира, которую ему подыскал фон Мекк, располагалась в Ольгинском переулке. Под окнами проходили рельсы передаточной ветви Курской железной дороги. Там день и ночь свистели паровозы, громыхали на стыках составы. Зато Лыкову с Домниковской было рукой подать до убежища Василия Степановича. Да и предстоящее поле боя близко. Сразу за полотном раскинулась огромная товарная станция Николаевской железной дороги, за ней чуть поменьше – Ярославско-Архангельской, а правее – обе товарные станции Московско-Казанской дороги. Четыре из пяти главных грузовых ворот столицы находились напротив друг друга, в пределах треугольника Второго Мещанского участка и прилегающих улиц. Пятая станция, на которую нацелилась комиссия, располагалась в Новой Деревне и принадлежала Московско-Курской дороге.
Несколько дней на квартиру к коллежскому секретарю тайно от начальства ходили сыщики. Из Петербурга приехал Василий Иванович Лебедев, поселился в квартире Стефанова и пробыл там безвылазно двое суток. Он помогал уговорить надзирателей. Авторитет бывшего начальника, а теперь важного столичного чиновника, сделал свое дело.
Лыков участвовал в некоторых таких беседах. Ему очень понравился отставной надзиратель Бишовец. Владимир Ерофеевич быстро согласился помочь комиссии. Он рассказал питерцу много интересного о нравах, царящих в московской полиции. Ржавчина разъела не только ее: градоначальник Рейнбот взял на службу несколько явных мошенников
Правой рукой градоначальника являлся его помощник полковник Короткий. Говорили, что он вынужден был оставить строевую службу из-за чрезмерной тучности. Бог бы с ней, с тучностью, но нравственностью полковник также не вышел. На пару с шефом он создал систему поборов и ежемесячно объезжал данников, собирая с них деньги. Рейнбот учредил фонд своего имени, будто бы для помощи вдовам и сиротам полицейских, погибших на службе. Хорошее дело! Вот только отчетов того фонда никто не видел. Средства в него направляли в первую очередь те, кто заискивал перед полицией. Например, если клуб хотел держать банк в запрещенные законом азартные игры [10] , то ему достаточно было сделать взнос в фонд Рейнбота – и разрешение получено. Раз в месяц заглянет Владимир Аполлонович Короткий, сунет в портфель пачку купюр, и играй себе спокойно дальше. Или у тебя публичный дом. Власти решили убрать их за пределы Садового кольца. Но если пожертвовать в фонд круглую сумму, то полиция твой бордель сразу переставала замечать. Так, например, вышло с самым роскошным бардаком в Соболевском переулке. Владел им прожженный мерзавец Стоецкий. Полиция приказала дом закрыть. Хозяин собрал соседей – Баркова и Голованова, тоже славных мазуриков, взял с них пятнадцать тысяч рублей и поднес Короткому. Все три публичных дома трудились на славу и по сию пору, в обход запретов.
10
Карточные игры делились на коммерческие и азартные. В коммерческих выигрыш зависел не только от случая, но и от умения игрока (например, преферанс). Они были разрешены в клубах. Запрещались азартные игры, где все зависело исключительно от везения.
Полковник не просто собирал «грязные» деньги, он еще и отдавал их в рост таким же темным людям. Бишовец рассказал об Артистическом клубе. Там известные одесские жулики Макареско и Молдавцев открыли игру. Деньги на ее обустройство они взяли взаймы у знаменитого шулера Егора Харитоновича Денисова по кличке Ломоносов. Короткий узнал об этом и предложил одесситам перекредитоваться у него. Платите, мол, за ссуду тридцать процентов в месяц и крутите ее, сколько хотите. Ребята кинули Ломоносова и прикрылись Рейнботом. Держали банк, раздевали простаков и бед не знали. Так же поступил Немецкий клуб: он вполне официально каждый месяц отсылал в фонд Рейнбота круглую сумму «на приют». А за разрешение открыть на Сретенке электрический театр его хозяин Хазов заплатил десять тысяч. Подобных историй было множество, все о них знали и молчали.
В конце концов Короткий обокрал собственного начальника. Взял деньги у шулеров, а Рейнботу не отдал. И тот уволил тучного полковника. Но опасаясь мести с его стороны – а Короткому было что рассказать, – лично просил Столыпина не привлекать Владимира Аполлоновича к суду…
Часть поборов шла градоначальнику через его личного сапожника! Звали этого весьма влиятельного в Москве человека Иосиф Григорьевич Стволов. Если вам нужно то, чего другим нельзя, суньте деньги сапожнику, и он решит ваш вопрос.
Очень вольно обращался Рейнбот и с казенными суммами. После кровавых событий декабря пятого года штат городовых в Москве увеличили сразу на шестьдесят процентов, околоточных – вполовину. Образовали четыре новых участка, создали конную полицию, расширили аппарат управления. Однако новый градоначальник не стал брать дополнительных людей. Старые служаки надрывались, дежуря по две смены в сутки, зато от незанятых вакансий создавалась экономия. Такое было и раньше. Но прежние начальники сэкономленные деньги выдавали тем же городовым в качестве наградных. Это мотивировало их исправно нести службу, и жалкие оклады полиции удавалось чуть-чуть увеличить. Рейнбот же нагло клал разницу в карман. А на руководящие должности назначал лишь тех офицеров и чиновников, что приносили взятки.