Уж замуж невтерпеж, или Любовь цвета крови
Шрифт:
За эти несколько месяцев она была единственной моей отдушиной и согревала меня не только морально, но и физически. Я эгоистично вторглась на ее территорию – в ее комнату и постель – и, обнимая ночью родное тело, находила для себя хоть какое-то успокоение.
– Ну, поговори со мной! – настаивал Роберт. – Я тебе кое-что интересное расскажу… Например, про то, сколько бабла я отвалил, чтобы ты сейчас плакала… Ведь ты врешь, что спишь?.. Я знаю, ты слезами обливаешься, я чувствую… А знаешь почему? Потому что я тебя
Я села на край ванны и закурила…
Из зеркала на меня смотрела худая, изможденная женщина с глазами больного сенбернара. Неужели это я?..
Ведь была любовь… Была уверенность, что с этим человеком мы будем достойно жить и стариться… Я видела в нем столько достоинств, но они же оказались недостатками…
Было хорошо: с любовью к себе, в меру благополучно, сытно и комфортно, я жила-поживала и горя не знала. Дружила, влюблялась, много смеялась, ездила по городам и странам на радость себе и зрителям. Жила, как пела. И не было такого, чтобы петь не хотелось. Наоборот. Из любых неприятностей и разочарований спасало творчество. Как я посмела сейчас об этом забыть?
Гастроли в Минводах смогли хоть немного разгрузить мозг. В свободное от репетиций и выступлений время нас возили в санаторий. Массаж, капсулы, грязи и бассейн немного подняли настроение. И напомнили о любви к себе.
Правда, врач-массажист слегка омрачил редактирование, поставив мне диагноз «дистрофия».
– Это еще почему? – недовольно спросила я, оглядывая свою идеально тощую для телеэфиров фигуру.
– Вы не туда смотрите. Смотреть надо на верхнюю часть рук, – пояснил доктор. – Сколько вы сейчас весите?
– Сорок семь кило…
– А рост?
– Сто семьдесят…
Из этичных соображений он отказался от комментариев и положил меня на стол.
– У вас специальная диета или несчастная любовь? – поинтересовался мужчина, «раскатывая» крепкими пальцами мои кости.
Есть профессии, которые располагают к откровениям.
Массажисты, парикмахеры, мастера по маникюру – вот неполный перечень «благодарных» слушателей. К ним идешь, как в исповедальню. Каждая новая клиентка – новая мелодрама.
Я не стала исключением.
– Не переживайте. Все будет хорошо. Важнее здоровья ничего нет, – выслушав мою исповедь, обобщил массажист. – Страданиями вы только себя разрушаете. Вы подумайте о том, что мальчик ваш жив и здоров. За ним нормальный уход. Его не обижают. А вам сейчас нужно восстановить свое здоровье. Сыну нужна здоровая сильная мать. А не дистрофик на грани нервного срыва. Вы лучше займитесь собой, пока его не вернули. Потом уже
Он говорил о моем сыне так реально, словно тот был в другой комнате. Без соплей, без сантиментов, с необходимой мне сейчас уверенностью.
– Доктор, но он даже слово «мама» не произносит! – робко возразила я, забыв, что это массажист, а не психотерапевт.
– А куда он денется! – весело ответил врач. – Вырастет, все равно мамкать будет!
«Мамкать будет, мамкать будет…» – повторяла я на разные лады, как заклинание. В самолете, в машине, дома…
«Ванька, ну хватит мамкать – займись игрушками! – неужели я так когда-нибудь скажу?» – думала я.
Скорее всего, нет. Я всегда с наслаждением буду слушать это доставучее мамканье.
Мамкай, приставай, только вернись… Потому что дороже ничего на свете нет…
Следующее заседание суда будет нашим триумфом! Я в этом уверена.
В Москве свирепствовал Роберт.
Не успела я сойти с трапа самолета, зазвонил мобильный.
– Надо встретиться, – потребовал он.
– А мне не надо, – честно ответила я.
Роберт почувствовал, что в программе по уничтожению произошел какой-то сбой.
– Я сейчас к тебе приеду, – напрягся он.
– Я в аэропорту, а потом поеду к друзьям на поминки, мне некогда, – доложила я о планах, ничего не подозревая. Охранника пришлось отпустить – некрасиво ехать на похороны к пожилым людям с вооруженным телохранителем. Могут воспринять это как неуместные понты.
– В какой ресторан вы поедете на поминки, я могу туда Ваню подвезти на свидание, – примиренческим тоном пообещал Роберт.
Я обрадовалась и назвала…
Когда вечером с двумя пожилыми женщинами мы вышли из ресторана, на стоянке возле машины весь красный, как коммунистический флаг, нас поджидал… вдребезги пьяный Роберт.
Конечно, никакого сына не было близко…
Я открыла заднюю дверцу машины, приглашая довести женщин до дома.
Это были интеллигентные дамы, приехавшие проводить в последний путь мужа близкой подруги.
Одна – вдова композитора Евгения Птичкина и ее знакомая – мать ведущего передачи «Своя игра» Петра Кулешова.
Ничего не подозревающие женщины усердно благодарили меня за предложение развезти по домам.
Если б они знали, что произойдет через несколько минут, они с радостью отправились бы на другой конец Москвы пешком…
– Я поед-ду т-тоже, – оповестил всех Роберт, пытаясь открыть переднюю дверь машины.
– Отправляйся домой. Не позорь меня, пожалуйста, – попросила я, загораживая собой дверь. – Все мои друзья знают, что я замужем за солидным бизнесменом, а ты сейчас похож на уличного забулдыгу, – взывала я к его здравомыслию.